Рецензии на тексты перевода
Священник Михаил Самков
Д. В. Цолин
А. В. Дубровский
Рашковский Евгений Борисович
Протоиерей Владимир Воробьев
Игумен Иннокентий (С.Н. Павлов)
Т. Н. Никитин
Евдокимов Александр Юрьевич
Священник Владимир Лапшин
Запрометова О.М.
Федотова Елена Яковлевна
Десницкий Андрей Сергеевич
Арье Ольман
Стрелов Владимир
Милюгина Е. Г.
Священник Михаил Самков
преподаватель кафедры библеистики Института Теологии Белорусского государственного университета
Рецензия на: «Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в современном русском переводе под ред. М.П. Кулакова и М.М. Кулакова»
Всякий новый перевод Библии является поводом для радости, поскольку свидетельствует не только об интересе (возрастающем?) к библейскому тексту, но и об обогащении языка и культуры перевода. Кроме того, новый перевод – это всегда возможность посмотреть на знакомый текст по-иному. Однако новый библейский перевод – это и определенный вызов: ведь читатель оказывается в ситуации множественности переводов, существования нескольких альтернативных версий авторитетного текста. Особые трудности появляются в тех случаях, когда на протяжении долгого времени доминирующим был какой-либо один перевод, который определил развитие богословской терминологии и стал частью литературного мира той или иной культуры (как это было вначале с церковнославянским переводом Библии, а затем и с Синодальным).
Появление в начале 2015 г. еще одного полного перевода Библии на русский язык окончательно и бесповоротно ставит русскоязычного читателя в ситуацию существования множественности переводов. Новый перевод выполнен группой профессиональных переводчиков Института перевода Библии при Заокской духовной академии (под редакцией М.П. Кулакова и М.М. Кулакова; далее в ряде случаев мы будем обозначать новый перевод как «перевод Кулакова»). Кроме ставшего классическим Синодального перевода, в 2011 г. вышел в свет перевод Библии, осуществленный Российским Библейским обществом и который также успел завоевать популярность среди читателей. Конечно же, можно возразить, что ситуация «множественности переводов» была и до этого года, достаточно просмотреть библиографию русскоязычных библейских переводов. Однако ни один из предыдущих переводов не стал достаточно популярным и авторитетным, чтобы составить реальную конкуренцию Синодальному переводу. А вот переводы РБО и Кулакова вполне готовы к соперничеству за читательское внимание, поскольку сделаны профессиональными переводческими командами и, что немаловажно, свой выход в свет предваряют определенной информационной подготовкой аудитории. Думаю, многим читателям уже сегодня стоит поискать на своих книжных полках место для нового издания.
Подробный анализ и оценка нового перевода, а также сравнение его с другими версиями – задача будущего. Для первого ознакомления достаточно прочитать несколько страниц нового перевода. Удобнее всего это делать с небольшой по размерам книгой, что даст возможность составить цельное представление об особенностях переводческой стратегии и тактики. Именно поэтому мы остановили свой выбор на книге Ионы, которую мы и используем для первого знакомства с переводом.
Впрочем, прежде чем перейти к чтению текста, необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Как правило, читатели привыкли оценивать переводы, говоря об их «правильности», «верности», «точности», полагая, что существует тот самый единственный эквивалент, который точно передает значение оригинала. Однако работа переводчика часто похожа на работу художников: обладая одинаковой технической подготовкой, они очень по-разному могут изобразить один и тот же предмет, поскольку сами очень по-разному могут воспринимать действительность. Каждый перевод – это всегда новое прочтение текста, попытка воссоздать его в новой коммуникативной ситуации при помощи доступных языковых средств. Можно даже сказать, что у каждого перевода – свое особое звучание, своя тональность. Вот об этом звучании нового перевода Библии и пойдет далее речь.
В области переводоведения существует термин «субъективная теория перевода», который указывает на тот простой и очевидный факт, что у каждого из нас существуют определенные представления о том, что такое перевод как феномен человеческой жизни, как следует переводить и каким должен быть «идеальный» перевод. Поэтому в своих оценках мы исходим именно из этих (как правило, неосознанных) представлений. Кроме того, большое влияние на восприятие нового перевода может оказывать тот перевод, который стал общепризнанным, своего рода «эталоном» в данной культуре. Таким для многих поколений русскоязычных читателей был Синодальный перевод. Проблема может быть в том, что при создании нового перевода его авторы могли исходить из совершенного иного набора критериев, чем те, которыми руководствуемся мы. Эти критерии могли быть сформированы читательским и переводческим опытом переводчиков, а также теми целями, которые ставили перед собой создатели и та аудитория, к которой они обращались. Все это означает, что новый перевод следует оценивать на основании тех целей и задач, который сформулировали его создатели. Иначе можно критиковать переводчиков за то, к чему они вовсе и не стремились.
После традиционного «реверанса» в сторону Синодального перевода, издатели Библии под редакцией Кулакова указывают основной мотив, который побудил их к созданию нового перевода: «новая эпоха потребовала нового перевода Библии на современном русском языке, более близком, чем язык Синодального перевода». Основной целевой аудиторией являются не профессиональные исследователи библейских текстов, а те, кто «не живет в мире языка и ценностей ближневосточной культуры», доступ к которым он имеет только через посредство «словаря или тезауруса». Ничего не говорится о церковном статусе целевой аудитории, однако в качестве основных функций нового перевода указывается частное духовно-назидательное и молитвенное чтение, а также использование в богослужебной практике. Базовый принцип, на который ориентировались переводчики, сформулирован несколько парадоксально: «переводить буквально, насколько возможно, и свободно, насколько необходимо». Причем, как мы постараемся показать ниже на примере одного библейского текста, преобладает скорее вторая тенденция («свободно, насколько необходимо»). Таким образом, в последних значимых проектах по переводу Библии на русский язык заметна явная тенденция к отказу от буквалистской переводческой модели (перевод Нового Завета В.Н. Кузнецовой, перевод Ветхого Завета под ред. М.Г. Селезнева, перевод Библии в Заокском).
Выбор целевой аудитории определяет ряд важных переводческих решений. Библейский текст многомерен и многозначен. Одна из задач, которую ставили перед собой переводчики – «подсказать» читателю эту многомерность «без понуждения обращаться к упомянутым словарям и отдельным комментариям». Решить поставленную задачу можно разными способами: посредством вступительных статей, примечаний, а также посредством раскрытия части имплицитной информации внутри самого текста. Авторы перевода используют все указанные средства. И если первые два достаточно привычны, то третье используется переводчиками Библии достаточно редко, тем более в русскоязычной среде. Имплицитную информацию также можно раскрывать достаточно по-разному, например, при помощи курсива, который в данном проекте выполняет несколько функций: иногда он используется как средство создания связности текста, а также для раскрытия культурной имплицитной информации. Признавая правомерность использования данного средства, все же остается вопрос о том, насколько удобным он является для читателя. С одной стороны, он делает текст более понятным, но с другой стороны, обилие курсивных вставок вступает в некоторое противоречие со стремлением представить Библию как художественный текст, поскольку может препятствовать плавному чтению текста. Кроме того, использование курсива ставит вопрос о статусе информации, представленной таким образом. Имплицитная (лингвистическая и культурная) информация является одной из непременных составляющих значений текста, а потому имеет не меньшее право быть обозначенной в тексте, чем информация эксплицитная. Необходимость и степень ее раскрытия зависит лишь от релевантности ее для конкретной аудитории. Но, в любом случае, она является непременной частью значения текста. Однако курсив как семиотический знак ставит вопрос о статусе информации, представленной таким образом: означает ли он, что данная информация является интерпретацией переводчика, вторичной по отношению к основному тексту? Курсив может предполагать, что переводчики не уверены в обязательности подобных экспликаций, то стоит ли в таком случае вносить их в текст, имеющий авторитетный статус у большей части читательской аудитории? Впрочем, во многих случаях курсивные вставки полностью оправданы.
К очевидным плюсам издания можно отнести использование разнообразных примечаний, в которых содержится как филологическая информация, так и комментарии, поясняющие исторический контекст. Кроме того, в примечаниях даются альтернативные варианты перевода, что позволяет читателю расширить свои представления о природе библейского текста. Важным представляется и то, что каждой книге Библии предпосылается краткое введение, дающее общее представление о времени написании, авторстве и основных темах произведения. Такого рода введения позволяют читателям узнать базовые параметры первоначальной коммуникативной ситуации библейского текста.
И, конечно же, нельзя не отметить еще один важный аспект переводческой стратегии – это стремление представить библейский текст не только как религиозный памятник, но так же и как художественное произведение. В последнее время исследователи обращают все большее внимание на различные аспекты литературности библейских текстов, которые помимо своего религиозного и нравственного значения свидетельствуют о наличии высоких художественных качеств. При переводе литературных текстов важно помнить, что литературным текст является не сам по себе, но лишь с точки зрения той культурной и литературной системы, внутри которой он возникает и функционирует. Вне этой системы текст может не восприниматься в качестве художественного. Иными словами литературность текста – явление прагматическое, то есть текст воспринимается как литературный только в том случае, если он соответствует нормам и критериям «литературности» в данной культуре. Авторы библейских текстов следовали тем литературным нормам, которые существовали в их культуре. Поскольку культурные нормы и представления о критериях литературности меняются, то библейские произведения не могут автоматически рассматриваться как литературные произведения в рамках нашей культуры. Исходя из этого, теоретики перевода проводят различие между «переводом литературного текста» и «литературным переводом текста». В первом случае («перевод литературного текста») речь идет о переводе текста, который рассматривался в качестве литературного в культуре оригинала, но может не быть таковым в новой коммуникативной ситуации. Когда мы говорим о «литературном переводе текста» – это означает, что перевод должен отвечать хотя бы некоторым требованиям, которые в принимающей культуре выдвигаются к литературным текстам. Заокский перевод можно отнести ко второму тип («литературный перевод древнего текста»). Такая стратегия, по мнению его создателей, позволяет читателю «не только постичь в художественных картинах «живую жизнь» древнего библейского героя, извлечь уроки из его потерь и обретений, но и открыть для себя богочеловеческую тайну творчества и испытать полноту эстетического чувства при постижении Слова Божьего». Именно этому аспекту нового перевода мы хотели бы далее уделить особое внимание, проведя предельно краткий анализ книги Ионы.
Книга Ионы особенно интересна для нашего анализа, поскольку ее без всяких оговорок отнести к шедеврам не только древнееврейской, но и мировой литературы. Естественно, что автор книги Ионы использовал доступные в его культуре художественные средства, буквальный перевод которых не дает ощутить эстетическую привлекательность, сюжетный драматизм, эмоциональную насыщенность данного произведения. Своеобразный художественный код книги создают такие стилистические средства, как повтор и вариация, буквальная передача которых может выглядеть неестественно в культуре перевода. Это означает, что переводчику, который хочет помочь современному читателю ощутить художественное измерение древнего текста, следует использовать те средства, которые доступны в его языке. На наш взгляд, переводческой команде удалось решить поставленную задачу. Безусловно, такой перевод отличается от более привычных буквальных переводов, основное внимание которых сосредоточено на передаче формальных черт оригинала. Однако подобный подход помогает понять, что библейские авторы для передачи богословских истин использовали множество разнообразных средств своего языка, что делало прочтение их текстов, помимо всего прочего, увлекательным.
Так, стих 1:2 книги Ионы открывается двумя императивами (ךל םוק), между которыми отсутствует соединительный союз. В такой конструкции основная идея вводится вторым императивом, который сохраняет свое лексическое значение, а первый императив употребляется адвербиально и имеет функциональное значение. Благодаря такой конструкции создается особый динамизм повествования и придается дополнительный эмоциональный оттенок. Таким образом, вся фраза ךל םוק подчеркивает важность поручения Господа и требует незамедлительной реакции со стороны адресата. Буквальный перевод «встань, иди» не передает этой особенности оригинального синтаксиса, снижая динамику текста. Поскольку литературный перевод требует передачи функциональных аспектов оригинального текста, то в новом переводе данное выражение передается как «ступай немедля»: «Ступай немедля в великий город Ниневию…» (ср. Синод: «встань, иди в Ниневию, город великий»).
В стихах 1:1-3 и 3:1-3 автор намеренно выстраивает «зеркальную» структуру, противопоставляя повеление Господа и реакцию на него пророка. В 1:2 и 3:2 использован случаях использован один и тот же глагол ארק («звать, призывать, называть»), но с разными предлогами (לע в 1:2 им לא в 3:2). Многие экзегеты и переводчики полагают, что разные предлоги использованы для создания лексического разнообразия. Однако уже создатели древних переводов (напр., Септуагинты) видели в выборе разных предлогов более глубокое семантическое различие. Выражение ארק לע потенциально несёт негативное значение приближения беды, угрозы, несчастья для объекта провозвестия. Выражение ארק לא (3:2) является нейтральным и не имеет подобного негативного оттенка. Эту разницу между двумя стихами переводчики передали следующим образом: «предостереги живущих там: ждет их возмездие» (1:2) и «объяви всем, кто живет там, ту весть, что вложу Я в уста твои» (3:2). В первом случае значение ארק לע раскрыто при помощи глагола «предостереги» (можно услышать одновременно и заботу, и угрозу) и существительного «возмездие» (значение угрозы, суда). В 3:2 выбран более нейтральный глагол «объяви» – то есть донеси, сделать известной определенную информацию (конечно, тут можно услышать и угрозу, однако такое значение вторично) и существительное «весть». Благодаря такому переводу удалось отразить не только разные значения, но и создать разную эмоциональную окраску двух эпизодов.
Одна из особенностей Заокского перевода – частое использование курсива в разных функциях. Так, добавление курсива «в отчаянии» в стихе 1:5 помогает почувствовать состояние моряков, которые попали в сильный морской шторм: «Страх объял моряков… В отчаянии они побросали за борт весь груз, чтобы облегчить корабль». Безусловно, этих слов нет в оригинале, курсив ни к чему не обязывает и в данном случае указывает на вторичность и предположительность информации. Однако он помогает читателю лучше воссоздать атмосферу происходившего в тот момент на корабле. Добавление курсива в следующей части того же стиха даёт читателю возможность реконструировать последовательность действий (автор показывает одновременную реакцию моряков и Ионы на разыгравшуюся бурю): «Страх объял моряков, и каждый из них стал взывать к своему богу… В отчаянии они побросали за борт весь груз… А Иона тем временем спустился в трюм, лег там и заснул крепки сном» (в древнееврейском тексте на такую последовательность действий указывает инверсия).
Большое значение для корректной интерпретации всей книги имеет образ Ниневии. В последнее время экзегеты склоняются к мнению, что Ниневия в книге Ионы представлена не столько как грозный противник Израильского царства, сколько как легендарный город прошлого, славный своим богатством и нечестием – мотив, популярный в литературе эллинистической эпохи. Вполне возможно, что именно стремлением создать в переводе образ Ниневии как легендарного города прошлого объясняется курсивное дополнение в 3:3: «а город этот [Ниневия] был в те времена одним из самых больших».
В 3:5 речь идет о реакции жителей Ниневии на провозвестие Ионы: «поверили ниневитяне Богу, все от мала до велика в покаянии в рубища облачились и пост объявили». В данном случае курсивная вставка помогает читателю понять культуру древнего текста, указывая на то, что облачение в ветхую одежду и объявление поста – это не просто экстравагантные действия жителей города, но символы покаяния, знаки совершившегося внутреннего переворота. И если для религиозного человека значение этих действий вполне прозрачно, то для читателя, далекого от религиозного символизма, вполне может потребоваться раскрытие их имплицитного значения.
Еще одна отличительная черта нового перевода – использование живого, образного языка, что делает чтение библейского перевода не только занятием полезным, но и увлекательным. Достаточно кратко сравнить Синодальный перевод с переводом Кулакова, чтобы убедиться, что последний часто звучит намного изящнее: «сделалась буря» (Синод) – «разыгралась буря» (Кулаков); «устрашились корабельщики» (Синод) – «страх объял моряков» (Кулаков); «но эти люди начали усиленно грести, чтобы пристать к земле, но не могли» (Синод) – «моряки не вняли сему: отчаянно налегали они на весла, пытаясь достичь берега, но все их усилия были тщетны» (Кулаков); «устрашились люди страхом великим» (Синод) – «ответ поверг моряков в еще больший страх». Последний пример показателен: Синодальный перевод стремится в ряде случаев к сохранению идиоматики оригинального языка, что, очевидно, имеет свои положительные стороны, однако создает определенную отчужденность переводного текста; у читателя есть возможность ощутить эстетику оригинала, но это эстетика чужая, заставляющая аудиторию, используя известную метафору Шлейермахера, отправиться в путь навстречу автору. Используя богословскую терминологию, такой подход можно было бы назвать анабатическим, заставляющим человека вознестись в мир Божественного (такой выбор легко объясним, достаточно вспомнить, что Синодальный перевод создавался под сильным влиянием православной литургической традиции). В переводе Кулакова древний текст становится частью нашей культуры, нашего мира. Такой подход можно было бы назвать «катабатическим» и он также имеет богословское основание, ибо «Слово стало плотию и обитало с нами…» (Ин 1:14).
Конечно же, в новом переводе есть и такие переводческие решения, которые могут быть предметом дискуссии. Так, в Иона 3:4 мы читаем (буквальный перевод): «начал Иона ходить в городе путь дня единого». Данный стих можно понять по-разному: и как то, что пророк был не очень-то усерден в исполнении своих пророческих обязанностей (ходил всего один день, а значит обошел не всю Ниневию (которая была «трех дней пути»), а только часть ее) – и как то, что проповедь Ионы была столь эффективной, что для появления первых ее плодов было достаточно одного дня. В переводе Кулакова этот стих передается как «все эти дни ходил Иона по городу и от зари до зари возвещал жителям его…». Возможно, такой перевод может показаться кому-то слишком смелым решением, но представляется вполне уместным в том случае, когда Библию стремятся представить как произведение «словесного искусства».
Безусловно, Заокский перевод еще предстоит прочитать целиком, а потому время для каких-либо серьезных оценок еще не пришло. Если одним из критериев успешности текста считать желание читателей вновь и вновь возвращаться к нему, то новый перевод, безусловно, можно признать «успешным». Так, завершив чтение книги Ионы, я осознал, что готов перечитывать ее. Новый перевод делает текст древнего произведения живым, ярким, интригующим, дает читателю возможность испытать эстетическое удовольствие от процесса чтения и… заставляет вновь и вновь задумываться над смыслом прочитанного. Не к этому ли стремились и многие библейские авторы, которые облекали свои богословские идеи в прекрасные художественные формы? Думаю, что переводчики вполне справились с одной из поставленных перед ними задач: помочь читателю «испытать полноту эстетического чувства при постижении Слова Божьего».
Можно не сомневаться, что мы еще услышим и критические отзывы о переводе Кулакова. Вполне возможно, что часть этой критики будет справедливой. И все же, хотелось бы напомнить одну важную вещь: как не существует универсальных переводов, так не существует и универсальных критериев их оценки. При анализе того или иного перевода необходимо обращать внимание, прежде всего, на те цели и задачи, которые ставит пред собой переводческая команда и оценивать перевод в соответствии с ними. Надеюсь, что обсуждение нового издания будет более интенсивным и продуктивным, нежели это было с предыдущим крупным проектом – переводом Библии Российского Библейского общества (к сожалению, за исключением рецензии А.С. Десницкого, нам не удалось найти серьезных отзывов об этом очень важном издании).
Читателей же хочу поздравить с появлением еще одного перевода, который, не сомневаюсь, обогатит наши представления о библейском тексте, а процесс чтения сделает не только полезным, но и увлекательным.
А. В. Дубровский
кандидат филологических наук, доцент, кафедра стилистики и литературного редактирования Института журналистики Белорусского государственного университета (г. Минск)
Проблема библейских переводов и «Библия… в современном русском переводе» под редакцией М. П. Кулакова и М. М. Кулакова
Совсем скоро христианский мир будет отмечать знаменательный юбилей – пятисотлетие Реформации. При этом восточнославянские народы должны вспомнить о том, что 2017 год станет годом двойного юбилея, ведь в 1517 году в Праге начинает издательскую деятельность белорусский и восточнославянский первопечатник и переводчик Библии Франциск Скорина. Для белорусов эта фигура стала культовой, что неудивительно: появление национального перевода Библии – событие, которое переоценить невозможно. Однако сегодня значимость подобных событий осознается даже далеко не всеми христианами, о чем и будет сказано ниже. Но прежде заметим, что приближающийся двойной юбилей заставляет обратить особенно пристальное внимание как на саму проблему библейских переводов на восточнославянские языки, так и на те достижения, которые имеются в современной практике перевода Священного Писания.
Мне приходилось нередко наблюдать споры среди христиан на тему необходимости различных переводов Библии на данный национальный язык. Споры эти, разумеется, всегда были на пустом месте: как еще можно охарактеризовать дискуссию с людьми, высказывающими иррациональные суждения, основанные на элементарном незнании – незнании очень многого о том, что такое язык, что такое перевод и что такое библейский текст? Прежде чем остановиться на трех названных аспектах, я вынужден заметить, что, как показывает практика, христиане, враждебно относящиеся к самой идее существования многих переводов Библии на один язык, обычно демонстрируют в своем мышлении (и даже поведении) наличие и других несуразностей, проистекающих из того странного типа религиозности, который в лучшем случае может быть назван «самодостаточным» и «закрыто-ригористичным», в худшем – просто сектантским. Со временем для меня даже стало индикатором то, как человек относится к проблеме библейского перевода: из этого зачастую уже можно судить о том, в какой степени с ним можно обсуждать те или иные темы.
Итак, рассмотрим, во-первых, в каком смысле сама природа языка требует наличия многих переводов одного текста.
Язык меняется, причем в определенные эпохи меняется чрезвычайно быстро. На протяжении только ХХ века было целых два периода бурного развития русского языка – послереволюционный и постперестроечный. Для одного века это много, а сами изменения в языке оказались весьма существенными. Если соотносить этот факт с тем, что на протяжении всего двадцатого века Библия на русском языке была доступна в основном только в Синодальном переводе 1876 года, то напрашиваются некоторые размышления. Известно, что язык названного перевода был архаизированным уже на момент его появления; что же говорить о восприятии текста нашим современником? (Особенно памятуя о том, что «наш современник» – понятие, обозначающее очень неоднородное сообщество людей: для современного русскоязычного школьника даже язык русской литературной классики оказывается зачастую сложным для понимания.) Так, уместно заметить, что в Синодальном переводе немало фрагментов, сама языковая структура которых такова, что понять их может только человек, являющийся тонким знатоком истории русского языка. Сколько таких знатоков среди тех, для кого русский язык является родным? Читатель перевода любого текста имеет право надеяться на то, что перевод как минимум не будет более «темным», чем оригинал. В связи с этим нельзя не упомянуть тот факт, что тексты Нового Завета для современников их авторов отнюдь не были тяжеловесными в плане языка и стиля. И наш современник в идеале также должен видеть перед собой текст достаточно «прозрачный» и адекватно передающий стилистическую динамику оригинала.
Кстати, язык и стиль – разные понятия. От современного перевода требуется не только современный язык, но и соответствие современному уровню представлений о стилистической адекватности перевода оригиналу. Библия – собрание очень разных по жанрам и по стилю текстов. Хочется видеть это многообразие и в переводе: одинаковая на всем протяжении текста «возвышенная торжественность» никак не может быть оправданной.
В связи с разговором о языке следует сказать также о том, что и изучение самих библейских языков не стоит на месте, поэтому, как сказано в предисловии к переводу Института перевода Библии Заокской духовной академии, необходимость новых переводов «продиктована и значительными достижениями второй половины ХХ века в области сравнительной семитологии и исторической грамматики библейских языков, а также уяснением арамейской основы языка некоторых книг Нового Завета».
Вторая проблема, которую мы назвали, – специфика перевода как вида словесной деятельности. Ведь перевод может быть разный – например, более буквальный или более «смысловой». Библия – это совокупность очень древних текстов, при буквальном переводе которых придется очень часто иметь дело с плачевным результатом: текст, опять же, окажется просто непонятным. И в Синодальном переводе мы действительно находим немало буквализмов, явно затемняющих смысл высказывания. Современная теория перевода отдает предпочтение именно «смысловому» переводу.
Далее, скажем пару слов о возможном количестве переводов одного текста на один язык. Переводов таких – чем больше, тем лучше. Даже наличие двух переводов одного текста создает возможность «бинокулярного зрения». Какой-либо фрагмент, непонятный читателю в одном переводе просто по причине сложности языковой структуры оного, может оказаться понятным благодаря обращению к другому переводу. Несколько иная ситуация – так называемая иллюзия понятности: когда читатель уверен в том, что он правильно понимает текст, хотя его понимание на самом деле ошибочно. И вот здесь количество доступных читателю переводов воистину принципиально: когда человек видит, что его ошибочное понимание базируется на одном переводе, в то время как все остальные демонстрируют возможность иного понимания, он (при наличии адекватного мышления) сможет сделать некие важные выводы.
Наконец, третий заявленный аспект, о котором в широкой аудитории говорят чрезвычайно редко, – что такое вообще библейский текст, как он существует, каково его бытие в «подлинных материальных формах».
Мы привыкли видеть Библию в форме тома с неизменным оглавлением и неизменной структурой. Но мы забываем о том, что и книгопечатание, и даже нынешняя форма книги (абсолютно неизвестная самим авторам Библии, как минимум ее ветхозаветной части, которые знали книгу только как свиток) – позднейшие изобретения. До определенного времени Библия существовала в виде огромного количества рукописных документов (списков). В процессе переписывания в самих списках накапливались так называемые разночтения. В результате на повестке дня оказывается проблема текстологической основы перевода – проще говоря: а что, собственно, переводится? Ведь нельзя просто взять и перевести какую-то одну рукопись, какой-то один кодекс. Научная дисциплина, называемая библейской текстологией, занимается сравнением всех существующих источников текста и «реконструкцией» текста, максимально приближенного к тому, который вышел из-под пера авторов. Но наука эта постоянно развивается, и в результате серьезные современные переводы имеют гораздо более достоверную текстологическую основу, чем переводы старые. (Специфика текстологических проблем своя для Ветхого и Нового Заветов, на чем мы не можем сейчас останавливаться.)
Примыкающий к этой теме вопрос – с какого языка переводить? Казалось бы, ответ очевидный: с языка оригинала. Однако известно, что многие переводы Библии на разные языки делались не с оригинальных библейских языков – древнееврейского и древнегреческого. Это могло объясняться различными факторами, самый понятный из которых заключается в том, что спрос на Библию чрезвычайно велик, но далеко не всегда носители тех или иных целевых языков (то есть тех, на которые должен быть осуществлен перевод) в состоянии переводить с древних (мертвых) языков. Поэтому возникают переводы переводов. И в последние десятилетия мы увидели такие примеры – подразумеваются переводы Библии не только на русский язык, но и на языки народов бывшего СССР (в том числе, например, на белорусский). Источники таких переводов были самые разные ¬– от старославянских текстов до английских: держа в руках тот или иной перевод, не всегда даже можно сказать, что переводилось. Такие переводы, разумеется, имеют свое значение, но это значение всегда временно – до появления переводов с оригинальных языков.
При обращении к тексту, созданному Институтом перевода Библии им. М. П. Кулакова, мы видим, что он не только соответствует всем современным требованиям, в том числе по рассмотренным выше параметрам, но и в самой своей структуре делает «прозрачными», понятными для читателя сами эти параметры, эксплицирует их. На этом следует остановиться специально. Как мне кажется, современный серьезный перевод Библии уже просто не может выглядеть привычным для нас «закрытым» образом. Это обязательно должно быть издание, снабженное серьезным аппаратом, который открывал бы читателю все необходимые нюансы на трех рассмотренных уровнях: языковом, «теоретико-переводческом» и текстологическом. Читатель уже не может чувствовать себя слепым котенком: ему хочется знать, что переводилось (текстологическая основа), с какого языка переводилось, как переводилось (методика перевода), какие есть варианты как самого текста (разночтения), так и перевода. В результате текст уже не выглядит «закрытым»: в нем масса сносок, переводческих и текстологических примечаний, специальных обозначений. Действительно, достаточно принципиально знать, что тот или иной фрагмент текста – позднейшая вставка, какое-то чтение является сомнительным, какое-то выражение можно понять двояко и т. д. Мы выносим за скобки рассуждения о том, в какой степени христианин – читатель Библии должен быть «наивным», «простодушным» в отношении текста Священного Писания: нет никаких причин думать, что христианская вера должна сочетаться с элементарной неосведомленностью относительно «жизни текста» ¬– его бытования в Церкви и мире, сопряженного со сложностями многовековой передачи его от эпохи авторов до нашего времени. Странные представления о том, что чья-то вера должна понести урон, когда человек узнает, что окончание Евангелия от Марка не принадлежит первоначальному тексту, остаются именно странными представлениями, обсуждение которых не имеет большого смысла.
Воистину достойный справочный аппарат изданного Библейско-богословским институтом св. апостола Андрея «Заокского перевода» вовсе не должен наводить на мысль о том, что это издание «для специалистов». Мы беремся утверждать, что и этот аппарат, и сам способ подачи текста – норма для любого современного библейского перевода. Более того, судя по всему, данный перевод можно рассматривать как универсальный в плане целевой аудитории (во всяком случае, такая заявка имплицитно сделана). Вот пример: при всей серьезности справочного аппарата мы находим в тексте массу курсивных написаний, служащих для «связности» текста, его стилистической стройности и удобочитаемости. Такой прием знаком читателю и по Синодальному переводу, но перевод Института перевода Библии в Заокском содержит гораздо больше таких написаний, а это явно направлено на то, чтобы максимально доступно донести смысл текста читателям самым разным, в том числе впервые читающим Библию, не подготовленным в языковом плане и т. п.
Нужно думать, что значение нового перевода, его роль в жизни наших современников будет оцениваться гораздо позже, однако сегодня очевидно, что имеются все предпосылки к тому, чтобы такая оценка оказалась весьма и весьма высокой.
А. В. Дубровский, кандидат филологических наук, доцент, кафедра стилистики и литературного редактирования Института журналистики Белорусского государственного университета (г. Минск)
Д. В. Цолин
кандидат филологических наук, доцент Национальный университета «Острожская академия», Украина.
Отзыв на издание: «Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в современном русском переводе». Под редакцией М.П. Кулакова и М. М. Кулакова. Совместное издание Института перевода Библии при Заокской духовной академии и Библейско-богословского института св. апостола Андрея
Выход нового перевода Библии на русский язык (дальше: «новый перевод» или «Заокская Библия»), несомненно, является важным событием не только для христианского мира, но и для светского общества в целом.
Хочу отметить, что данный перевод заинтересовал меня с того времени, когда начали выходить в печати отдельные его части («Новый Завет и Псалтырь» в 2002 г., «Пятикнижие Моисеево» в 2009 г.). Мне было интересно не только само знакомство с новым переводом, но и наблюдение за процессом его восприятия читателем (насколько это было возможным в моем случае) – религиозным и светским. А в 2012 г. мне даже выпала честь рецензировать перевод Книги Иеремии, и, таким образом, увидеть процесс подготовки перевода изнутри.
Наблюдая за восприятием нового перевода в читательской среде, я обнаружил одну особенность его использования: разные читатели обращались к этому тексту как к объясняющему смысл, более ясному для понимания. При этом «понятность» перевода Заокской Библии обеспечивало сразу несколько факторов: а) краткие вступительные статьи к каждой книге, содержащие основную информацию об авторе, эпохе написания и основном содержании; б) язык перевода – современный русский литературный язык, понятный читателю, и, вместе с тем, не лишенный изысканности, столь необходимой для сакрального текста; в) наличие разъясняющих смысл трудных для понимания слов сносок.
Поэтому, прежде всего, считаю необходимым выделить главную особенность нового перевода – интерпретирующий подход к передаче библейского текста. Под этим определением подразумеваю несколько аспектов методологии перевода: его адаптацию к нормам современного русского языка на уровне лексики, фразеологии, синтаксиса и стилистики; задействование новейших достижений в области экзегетики и текстологии библейского текста; использование лучших разработок в области техники литературного перевода (включая специфику перевода сакрального текста) и опыта новейших переводов Библии на английский, немецкий и французский языки. В этом смысле мы рассматриваем интерпретирующий подход в положительном значении этого термина – как стремление сделать сакральный текст максимально понятным для читателя, сохраняя при этом его уникальный стиль и поэтику (вовсе не в значении его интерпретации в узко-конфессиональном смысле).
Важность такого подхода к переводу обусловлена несколькими факторами. Во-первых, это временна́я, культурная, языковая и литературная дистанция между автором и читателем; во-вторых, это устаревший и местами «туманный» текст Синодального перевода, требующий разъяснений и лингвокультурной адаптации.
Однако интерпретирующий подход часто бывает сопряженным с опасностью парафраза текста, замещения его поэтики (а иногда и первоначального смысла) экзегезой. Что касается нового перевода, мы можем отметить как его положительные, так и отрицательные стороны. Наш обзор мы начнем с преимуществ (кои, на наш взгляд, преобладают над недостатками).
Текст перевода насыщен разъясняющими вставками курсивом (что очень напоминает древнюю традицию таргумов Онкелоса и Йонатана бен-Уззиэля – литургически адаптированных переводов Торы и Пророков на арамейский язык). Курсив графически отделен от основного текста, с одной стороны (читатель не воспринимает его как сакральный), с другой же стороны, он очень полезен для понимания смысла.
Например, при переводе Втор. 1:1 «Вот слова, с которыми обратился Моисей ко всему народу Израиля в пустыне, за Иорданом, на восточном берегу реки, на равнине, неподалеку от Суфа…», уточнение о восточном береге Иордана вполне уместно, так как подчеркивает факт произнесения речи Моисея на равнинах Моава. Подобным образом и в Числ. 25:4: «Схвати всех предавшихся сему разврату вождей народа…»: хотя читатель может понять из контекста, к кому относится данное повеление, такое уточнение содействует связности русского текста (отметим при этом, что средства когезии в древнееврейском и русском языках несколько отличаются, поэтому мы можем рассматривать такие глоссы-курсивы как элементы лингвостилистической адаптации).
Подобным образом уточнение полезно и в случае перевода некоторых текстов из Нового Завета: «В субботу мы вышли за городские ворота к реке…» (Деян. 16:13). Разумеется, не всякий читатель может сразу понять, что речь идет о городских воротах, а не о воротах постоялого двора, например. В другом случае, когда речь идет о сложных ритуалах Скинии, вставки глосс курсивом помогают читателю не потерять основную канву мысли и не запутаться в терминологии: «Но никакого хлебного дара, что желаете принести Господу для сожжения на жертвеннике, нельзя печь из кислого теста» (Лев. 2:11); вставка сожжения на жертвеннике напоминает о способе приношения даров «Господу». «Передай израильтянам: пусть не едят они никакого животного жира – крупного ли рогатого скота, или овечьего, или козьего» (Лев. 7:23). В последнем случае прилагательное животного желательно, поскольку так лучше передать значение древнееврейского существительного ḥḗleḇ (животный жир, покрывающий внутренности).
Слова курсивом полезны в качестве гармонизирующих глосс в некоторых текстах, создавая, таким образом, целостную картину ветхозаветной теологии: «От моря и до моря владычество его пусть простирается, от реки Евфрат до краев земли» (Пс. 72/71:8). Хотя ни в масоретском тексте, ни в других древних переводах нет слова «Евфрат» в данном отрывке, его вставка отсылает читателя к Втор. 1:7, где «река Евфрат» (nəhar-pərā́ṯ) указана в качестве северо-восточного предела Обетованной Земли.
Однако в других случаях подобные глоссы курсивом являются лишними – особенно в поэзии и в эллиптических предложениях, в которых смысл ясен, а эллипсис выполняет эмфатическую функцию: «Но делают они это, чтобы получить в награду венок земной и тленный, мы же хотим стяжать себе венец неувядаемый» (1 Кор. 9:25). При этом буквальный перевод с греческого в контексте звучит совершенно ясно, даже учитывая пропуск слов в предложении: «Те – для поучения венца тленного (φθαρτόν), а мы – нетленного (ἄφθαρτον)». Добавление слов курсивом не является необходимым в этом случае, но его введение в текст разрушает эллиптическую конструкцию предложения, лишая его эмоциональной выразительности.
Подобным образом в переводе Пс. 52/51:11: «Господь, вовек благодарить Тебя я буду за всё, что сделал Ты; и, уповая на имя Твое, – благ полное, – прославлять Тебя буду среди верных Твоих». Обращение Господь вводит молитвенное обращение к Богу (до этого оно не появляется в тексте), однако вставка прославлять Тебя буду здесь совершенно неожиданная, и меняет смысл оригинала: wa’ǎqawwḗ šimḵā́ ḵī-ṭṓḇ néǥeḏ ḥǎsīḏéyḵā – «А я буду надеяться на имя Твое, – ведь благо оно, – перед праведниками Твоих» (мотив прославления присутствует здесь лишь имплицитно). Фактически, стих парафразирован в новом переводе.
Иногда такие глоссы курсивом несколько сужают смысл слова или фразы, ограничивают их лингвопоэтические функции, как, например, в переводе Пс. 119/118:33: «Наставь меня, Господи, на путь, Тебе угодный, и я до конца дней своих держаться его буду». Передача древнееврейского déreḵ ḥuqqéyḵā (букв.: «путь уставов / постановлений Твоих») как «путь, угодный Тебе», выглядит красиво, но все же парафразом, поскольку теряется номистический смысл выражения ḥuqqéyḵā «уставы Твои» (совокупность постановлений Закона, а не некий абстрактный «угодный» Богу путь). Курсивом выделенные слова в выражении «до конца дней своих» несколько ограничивают смысл выражения временны́ми категориями («до конца жизни»), хотя его значение в библейском контексте шире – «в наивысшей степени», «беззаветно», «самоотверженно», «последовательно» (‘éqeḇ).
В прозаическом тексте умолчания, пропуски слов также часто играют роль мотивации читателя к «домысливанию» деталей событий, эмоций персонажей, и даже нравственных выводов из истории (этим и отличается «искусство библейского рассказа», по мнению Р. Альтера и других исследователей). Конечно, такая манера повествования непривычна для современного читателя, ожидающего от автора яркой словесной картины, а не лишь «намеков», актуализирующих воображение. Возможно, именно этим и было мотивировано появление в новом переводе курсивов, восполняющих «пробелы» архаичной манеры рассказа: «Пойдешь с этим человеком?» – она не колеблясь ответила: «Пойду» (Быт. 24:58); «Нет, господин мой! – спешил каждый из них заверить его» (Быт. 42:10); «Иосиф больше не мог сдерживаться и, не желая унизить братьев пред слугами своими, велел слугам оставить его одного» (Быт. 45:1). Мы не можем дать однозначную оценку подобным вставкам (возможно, они оправданы стремлением к адаптации древнего текста к привычной для читателя повествовательной традиции), однако отмечаем здесь мягкий отход от оригинального нарратива.
В целом новый перевод отличатся очень аккуратным, деликатным подходом к литературной форме оригинала, обнаруживая при этом стремление адаптировать его к новой литературной традиции, знакомой и близкой современному читателю. В этом несомненное преимущество техники литературного перевода, делающей библейский текст легко читаемым и понимаемым. Однако даже при достаточно уравновешенной методологии перевода не избежать недостатков.
Поэтический текст в новом переводе тщательно структурирован в соответствии с построением древнееврейского параллельного стиха (parallelismus membrorum), отражая при этом графически принцип синтаксического и семантического параллелизма. Подобным образом поэзия упорядочена не только в произведениях, где структура стиха очевидна и ярко выражена, но в таких сложных «полу-поэтических» текстах, которыми являются, например, книги Пророков. Такой же подход – графическое оформление стиха – использован и в тексте Нового Завета, в тех местах, где встречаются фрагменты раннехристианских гимнов (обратим внимание на парафразирующий характер вставок курсивом в нижеприведенном отрывке):
А тайна благочестия воистину велика:
во плоти Он был явлен,
в духе Своем безгрешном оправдан,
по воскресении ангелы узрели Его;
в народах Он возвещен,
в мире верою принят
и во славу небес вознесен (1Тим. 3:16).
Подобные графические реконструкции ритмико-синтаксического строя древнего стиха (в данном случае, это уже модифицированный вариант parallelismus membrorum, встречающийся в Одах Соломона, Ходаййот из Кумрана и других иудейских произведениях эпохи поздней античности) помогают читателю не только понять, что перед ним поэзия, но и лучше прочувствовать саму поэтику текста, ощутить его пафос. В данном переводе Нового Завета все поэтические отрывки оформлены подобным образом (Лук. 1:46-56; 67-79; 2:14, 29-32; 6:20-26; Кол. 1:15-20; 2 Тим. 2:11-13; а также текст с квази-поэтической структурой Фил. 2:6-11, и др.).
Однако хочется отметить не только выраженную графически структурированность поэтических текстов, но и передачу самого поэтического языка, его эмоциональной экспрессивности, патетики. Библейская поэзия в новом переводе легко воспринимается, звучит красиво, и, несомненно, может быть использована в литургических целях.
Одним из преимуществ нового перевода является наличие сносок комментирующего или уточняющего характера. Особенно важны подобные разъяснения при переводе текстов, содержащих важные космологические и историософские теологемы (как, например, Первобытный Пролог Быт. 1-11), а также сложные для перевода поэтические тексты (например, книги Пророка Исаии, Иова и др.). В этих случаях трудно обойтись лишь простым (пусть и тщательно выверенным) переводом древнееврейских лексем и фраз их русскими эквивалентами без дополнительных пояснений их смысловых коннотаций. Чтобы осознать глубину проблемы, достаточно вспомнить, например, опыт многочисленных иудейских и христианских комментариев и парафразов на Книгу Бытия (мидраш Берешит Рабба, таргумы, «Шестодневы» Василия Великого, Севериана, Иоанна Златоуста и др.).
Сохранить текст, не прибегнув при этом к его парафразу, не внеся в него чуждые элементы мировоззрения, и снабдив его необходимым инструментарием для адекватного восприятия читателем, можно лишь при помощи аннотированного перевода. Текст не комментируется, читателю лишь предлагаются короткие пояснения филологического и исторического характера, помогающие самому сделать выводы о смысле написанного. Слабые попытки аннотированного перевода заметны уже в Синодальном переводе (например, пояснения топонимов и некоторых имен в сносках в Быт. 3:20; 16:14; 22:14; Ис. 65:11); значительное число подстрочных пояснений появляется в английском переводе New International Bible и украинском переводе Ивана Огиенко. В новом переводе (Заокской Библии) пояснения используются регулярно, причем они лаконично и ненавязчиво предлагают читателю новейшие достижения в области текстологии, семитской и греческой филологии, а также сведения исторического характера.
Конечно, при этом может возникнуть опасение, что регулярность использования подобных пояснений в виде сносок затруднит читателя, создаст впечатление о библейском тексте как о «тяжелом» и «запутанном», да еще и имеющем некие разночтения в рукописях на языках оригинала. По моим личным наблюдениям за разной читательской публикой (включая и студенческую аудиторию), современный читатель вовсе не боится уточнений и разъяснений, он уже не требует категорически однозначного текста без сложностей понимания. Для поколения эпохи бурного информационного обмена уточнения и пояснения нюансов перевода библейского текста вовсе не подразумевают автоматически его десакрализацию, а, скорее, являются необходимыми условиями его интерпретации per se, без навязанного комментарием понимания. Современный читатель нуждается в разъяснении смысла, и в этом случае отмеченный нами выше интерпретационный подход к передаче библейского текста оказывается очень востребованным.
В качестве примеров можем привести пояснения в сносках сложного для понимания текста Быт. 2:5-6 (о состоянии растительности и орошения земли до Потопа); а также непростого отрывка юридического характера об «исторжении» нарушителя Завета из общины Израиля (Исх. 12:15); и некоторые географические уточнения в сносках (Числ. 22:36; Втор. 2:23); определение термина ḥérem (Втор. 2:34); объяснение названия древних мер и др. Хотя, с другой стороны, отдельные сложные для понимания термины явно упрощены в комментирующих сносках (см., например, пояснение термина «рефаимы» во Втор. 2:11; в Быт. 1:1 не упомянуты в сносках нуждающиеся в пояснениях глагол bārā’ и словосочетание šāmáyim wə-’éreṣ).
В целом же создателям нового перевода успешно удалось задействовать новейшие достижения в области библейской экзегетики и текстологии. Не озадачивая читателя ни спекулятивными идеями происхождения отдельных библейских книг, ни противоречивыми мнениями критиков, коллектив переводчиков сумел выработать методологию, при которой вовлечение результатов современных исследований содействует лучшему пониманию текста, а не разрушает его целостность в сознании читателя.
Ярким примером такого подхода может служить перевод книг, по особенностям древнееврейского языка относящихся к наиболее сложным произведениям Ветхого Завета – книги Пророка Исаии, Иова и Псалтыри. Тщательная текстологическая работа с древнееврейским текстом и древними переводами нашла свое отражение в многочисленных сносках и выделенных курсивом вставках. Так, например, перевод словосочетания śar-šālṓm из Ис. 9:6 звучит в новом переводе как «Правитель, созидающий мир», что позволяет избежать путаницы из-за омонимов в русском языке «мир» (вселенная) и «мир» (состояние покоя и гармонии). В сносках к Книге Иова интересной выглядит реконструкция древних воззрений на смерть на основе Иов. 33:18-22 и сопоставления с похожими библейскими отрывками. При переводе Псалтыри спорный отрывок из Пс. 22/21:17 «пронзили (kārū́) руки и ноги мои» приводится в соответствии с чтением Септуагинты и варианта из Кумрана 4Q Psf, тогда как чтение масоретского текста «как у льва (kā’ǎrī́) руки мои и ноги мои» приведено в сноске.
Конечно, перевод Заокской Библии не лишен погрешностей (например, вызывает много вопросов передача термина μονογενής в Иоанн. 1:18 как «несравненный», и отсутствие в сносках к этому стиху важного варианта чтения μονογενής θεός в Синайском, Ватиканском кодексе, Кодексе Эфрема и папирусе P66). Однако в целом методология нового перевода отвечает запросам современного читателя, который, по большей части не сакрализирует перевод, а отдает предпочтение адекватному пониманию смысла священного текста. Что же касается поэтики древнего текста, она также нуждается в литературной адаптации, чтобы быть воспринятой читателем. Поскольку оба аспекта проблемы были решены авторами Заокской Библии, нет сомнений в том, что новый перевод займет свое достойное место среди других переводов Священного Писания на русский язык.
Рашковский Евгений Борисович
доктор исторических наук, переводчик талмудической словесности, преподаватель Открытого православного университета им. о. А. Меня, директор научно-исследовательского центра религиозной литературы Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы, член Российского библейского общества
К переводу Экклезиаста (опыт сотрудничества в межконфессиональном проекте Института перевода Библии им. М.П. Кулакова)
Хотел бы поделиться некоторыми соображениями по части своей работы над переводом Экклезиаста.
Если говорить о моей условной библейской специализации, – то более всего она связана с изучением предфилософских интуиций Ветхого Завета , в частности, и Учительных его книг. К началу работы над Экклезиастом я уже сделал и издал отдельной книжкой полный комментированный перевод Притчей Соломоновых . Частично эта работа вошла в состав Притчей в русской Библии, изданной Российским Библейским обществом.
К работе же над Экклезиастом я был приглашен Заокским Библейским институтом, по всей видимости, по инициативе М. П. Кулакова.
При переводческой работе я вынужден был принимать во внимание целый ряд взаимно пересекающихся и отчасти противоречащих друг другу задач:
- По возможности, передать не только смыслы и образы, но и речевую динамику (вплоть до ритмики) древнееврейского оригинала; и здесь, как мне кажется, немалым подспорьем послужила русская паремиология и владение русским просторечьем, которое своей изобразительностью, простотой и лаконизмом как-то пересекается с афористичностью древнееврейской речи.
- Должен быть – каким-то ненавязчивым образом – передан и исторический контекст возникновения этого памятника библейской мысли и словесности. За текстом должен угадываться опыт служилого, придворного древневосточного «интеллектуала». И это должен почувствовать не только «спец» (библеист, историк, социолог, востоковед), но и рядовой читатель.
- Язык русского перевода должен быть живым, гибким, доступным и поэтичным. Ведь Экклезиаст – не только афористика, но и высокая поэзия, к тому же и – вольно или невольно – композиционно выверенная. И опыт высокой русской поэтической культуры здесь незаменим.
- Язык и стилистика современного русского перевода должны быть в соотнесении с традициями русской библейской и церковной речи. Ведь припомним: древнееврейский глагол кар’а подразумевает и чтение, и произнесение, и возглашение. Но при этом, памятуя о подлинной красоте русской библейской и церковной речи, следует избегать вычурного околоцерковного языка, перегруженного славянизмами и стилистической вкусовщиной.
В какой мере мне удалось совместить все эти расходящиеся переводческие принципы – судить не только экспертному сообществу, но и всё тому же «рядовому читателю». Ведь тексты библейские создавались не только для «спецов» (хотя и для них тоже), но прежде всего для чувствующих, ищущих и верующих людей – безотносительно к их эрудиции и образовательному цензу.
04.04.2015 (Лазарева суббота)
Протоиерей Владимир Воробьев от лица преподавателей кафедры библеистики Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета
Игумен Иннокентий (С.Н. Павлов)
МНЕНИЕ
преподавателя ББИ игумена Иннокентия (С. Н. Павлова), кандидата богословия, в связи с представленными образцами русского перевода Священного Писания, выполняемого в Институте перевода Библии им. М. П. Кулакова
От всей души приветствую инициативу директора Института перевода Библии им. М. П. Кулакова досточтимого Михаила Михайловича Кулакова представить на суд экспертного сообщества образцы переводов Священного Писания, вот уже 18 лет выполняемых возглавляемым им ныне коллективом специалистов. С одной стороны, проделан большой труд, давший его участникам немалый и ценный опыт. С другой, работа ещё далеко не завершена, что позволяет учесть ситуацию, сложившуюся теперь с русскими библейскими переводами и определить место, которое способен среди них занять перевод, осуществляемый Институтом, основанным незабвенным Михаилом Петровичем Кулаковым.
Отвечая на первые четыре вопроса прилагаемой М. М. Кулаковым анкеты (они для меня слились в один вопрос: «Что делать с получившимся переводом?»), я выскажу следующее мнение. Прежде всего определить: к какому типу относится перевод, над которым трудится институт. Именно это позволит ему при соответствующей переработке найти своё достойное место среди существующих русских переводов и своих благодарных читателей. Дело в том, что существующие русские переводы могут быть разделены на три типа: научный, церковный и смысловой. Тип научного перевода рассматривает Священное Писание как свод древних литературных памятников и выполняется светскими учёными для преимущественно светского читателя. Экзегетические подходы, связанные с этим типом перевода, будь-то в первичной интерпретации, будь-то в вводном очерке и комментировании, никак не связаны с христианской проповедью, а исходят из научных (историко-филологических и религиоведческих) интересов. К этому типу должны быть отнесены такие переводы как «Учение» (Пятикнижие Моисеево), выполненный д. и. н. Ильей Шолеймовичем Шифманом (1930-1990) (1), или же Деяния Апостолов, выполненный д. и. н. Ириной Алексеевной Левинской (2). Церковный тип перевода, ориентированный прежде всего на церковное учительство (пастырская проповедь, богословское образование и т.д.), до сих пор представлен на русском языке Синодальным переводом (1816-1826, 1858-1876), а для Нового Завета также переводом епископа Кассиана (Безобразова), выполненным им в 1951-1964 гг. и подготовленным к печати специальным редакционным комитетом к 1970 году. Что же касается перевода смыслового типа, то здесь следует иметь в виду следующее. Таких переводов, осуществлённых в последние годы, теперь существует несколько. Более того, в трёх случаях уже имеется полная Библия в каноническом составе. Это Библия. Современный перевод. - М.: Всемирный библейский переводческий центр, 1993; Библия. Новый перевод на русский язык. – Международное Библейское Общество, 2007; наконец, Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета канонические. Современный русский перевод. М: Российское Библейское Общество, 2011. Из этих переводов рассмотрения достоин только последний, как выполненный в России высококвалифицированными специалистами с языков оригиналов и отвечающий критерию литературности. Поэтому следует сказать несколько слов о тех принципах, которые положены в его основу.
Они были выработаны в 1996 г. специальным научно-редакционным комитетом РБО, в который в частности вошли священник Г. П. Чистяков (председатель), профессор А. А. Алексеев, Н. Л. Трауберг, А. А. Руденко и М. Г. Селезнев. Прежде всего в них были определены сферы применения новых переводов. Здесь РБО «исходит из того, что в ближайшей перспективе Синодальный перевод останется основным церковным текстом русской Библии», имея в виду его использование большинством российских христианских конфессий за богослужением и/или в церковной проповеди, в профессиональном богословском и религиозно-катехизическом образовании. Таким образом, новые библейские переводы на русский язык призваны были найти себе применение в двух сферах: для первоначального знакомства с Писанием; для углубленного изучения Библии теми, кого не полностью удовлетворяет Синодальный перевод. Среди общих принципов библейского перевода смыслового типа, которым следует РБО, особую важность имеют следующие: «Адекватная передача содержания библейского текста важнее, чем имитация формы еврейского или греческого оригинала. <…> Перевод не должен нарушать норм русского синтаксиса и словоупотребления. Новые переводы должны быть легче для чтения и понимания, чем Синодальный перевод. Переводы должны быть адресованы как церковным, так и не-церковным людям. Поэтому в переводах желательно избегать таких слов и выражений, которые хотя и привычны церковному читателю, для не-церковного читателя были бы непонятны».
Так или иначе, эти принципы нашли своё отражение в современном русском переводе РБО, ставшим лидером продаж среди библейских изданий в нашей стране. Безусловно, в нём имеются недостатки, на которые ещё укажут и учёные критики, и проницательные читатели. Более того, они будут учтены и исправлены при подготовке следующих изданий. Другое дело, стоит ли Институту в Заокском делать перевод Библии того же типа, да ещё и с тем же названием? Судя по представленным образцам переводов, он явно проигрывает переводу РБО именно как перевод смыслового типа.
Однако тот переводческий принцип, который М. М. Кулаков изложил в своём письме, вселяет надежду, что новый перевод, выполняемый ныне под его руководством, при соответствующей переработке мог бы занять свою достойную нишу, как на книжном рынке, так и в церковном обиходе. Так он указывает: «Главнейшими требованиями к переводу были признаны верность оригиналу и сохранение формы библейского сообщения везде, где это возможно, при готовности ради точной передачи живого смысла поступиться буквой текста». Что это, как ни современное повторение тех принципов, которые в своё время были положены в основу Синодального перевода (3), но, к сожалению, не были соблюдены в нём до конца, почему он вызывал известные нарекания, вплоть до требования церковного санкционирования нового русского перевода, отвечающего критерию литературности (4). А вот провозглашаемая Михаилом Михайловичем задача «сделать переводной текст насколько возможно ясным и доступным широкому кругу читателей» в полной мере средствами одного лишь перевода, во-первых, недостижима, а, во-вторых, вступает в конфликт с ранее провозглашённым принципом «верности оригиналу и сохранению формы библейского сообщения, везде, где это возможно». Иначе говоря, необходимо выбрать между двумя типами перевода: смысловым и церковным. И, как мне представляется, выбор следует сделать в пользу последнего.
И дело здесь не только в том, что перевод, осуществляемый в Заокском явно уступает переводу РБО в качестве смыслового. Главное, что рассуждения научно-редакционного комитета РБО о Синодальном переводе, как об «основном церковном тексте русской Библии» за истекшие 15 лет успели устареть. Уже в Русской Православной Церкви задумались о там, как бы составить альтернативу Синодальному переводу как переводу церковному (5). Впрочем, от многих словопрений к конкретному деланию там едва ли перейдут скоро. Но основная проблема даже не в этом. А в том, что копья в РПЦ будут ломаться главным образом по вопросу: с каких текстов переводить, что Ветхий, что Новый Завет? В любом случае, вероятнее всего, что если в РПЦ и приступят к переводу Ветхого Завета даже с еврейского текста BHS, то этот перевод будет коррелироваться с Септуагинтой, что, безусловно, недопустимо с точки зрения верности оригиналу, зато будет отвечать требованию следовать традиции греческих отцов церкви. Не лучше будет, без сомнения, обстоять дело с Новым Заветом, когда за основу перевода, вместо реконструированного греческого оригинала изданий GNT4/NA27, будет использоваться пресловутый «текст большинства», явившийся результатом масштабной редактуры IV-V и последующих веков, но при этом до сих пор имеющий официальный статус в православной церкви. Таким образом, только церковь, происходящая из лона Реформации, каковой в частности выступает Церковь АСД, способна дать России адекватный библейский перевод, сохраняющий верность оригинальным текстам, как они установлены мировой христианской (преимущественно протестантской) наукой. Так что если Институт в Заокском сделает в конечном итоге перевод именно церковного типа, который мог бы быть использован в церковном учительстве и богословском образовании, но лишённый при этом многочисленных ошибок перевода Синодального, равно как его и Кассианова перевода недостатков литературных, то он оказал бы неоценимую услугу не только протестантским церквам нашей страны, но и отечественной культуре. Более того, будучи затем снабжаем комментариями, он бы стал актуален для всех русскоязычных христиан, стремящихся изучить слово Божье.
Теперь перейду к пятому вопросу анкеты, относительно стилистической однородности представленных текстов перевода. Строго говоря, перевод такого массива разновременных и разножанровых произведений как Библии или даже один Новый Завет не должен быть стилистически однороден. Одно дело, повествования книги Бытия, а другое - поэзия Пслалмов, одно дело корпус Павла, а другое - корпус Иоанна. В связи с этим особо отмечу, что стремление создателей Синодального перевода (кстати, вопреки, одному из его принципов следования жанровому разнообразию) к стилистическому нивелированию всего библейского переводного текста, была одной из его крупнейших ошибок.
Другое дело, что в представленном переводе мы имеем дело с типологической черезполосицей, почему выше я и предложил его создателям определиться с его типом. Собственно, это будет также ответом на шестой вопрос, касающийся конкретных предложений по тексту. Так, перевод Быт 1-2, особенно в первой главе, стремиться быть смысловым. Однако такое стремление порой достигается неоправданными конъектурами (особенно в Быт 1:1-5), а то и откровенными ошибками, как в Быт 1:28, где Божье повеленье: «наполняйте землю», точно передающее еврейский оригинал, заменено на немыслимое «заселяйте землю», что в корне искажает его исконный смысл. Так же недопустимо следовать Синодальному переводу и стоящей за ним Септуагинте в Быт 1:26, когда еврейский оригинал требует здесь перевода: «Сотворим человека по образу Нашему как подобие Наше (или лучше: подобием Нашим)». В свою очередь переводы Быт 40-41 и Числ 22 достаточно добротны именно в качестве церковного типа текста, хотя требуют некоторой литературной шлифовки.
Здесь следует высказать ещё одно общее замечание. Учитывая, что в отношении современного русского перевода РБО, в особенности Нового Завета – «Радостной вести», копья в основном ломаются в связи с привычной библейской терминологии, то следуя церковному типу перевода к ней, очевидно, следует относиться бережно (что, впрочем, в имеющихся текстах заметно). Исключения должны составить немногие случаи паронимии, когда славянская лексика, сохранившаяся в Синодальном переводе, в современном русском литературном языке изменила свою семантику. Ярким примером такого рода является славянская лексема правда, означающая в библейских текстах справедливость, реже праведность. Так же следует избегать оборотов с устаревшим книжным союзом ибо, практически не употребляемом в современной русской литературной речи, ног часто встречающемся в представленных текстах.
Что касается образцов перевода Нового Завета, то они так же изобилует, как правило, неоправданными конъектурами (исключение Мф 6:30, где конъектура необходима в связи с природой русской речи). Опять же, перевод представляет собой типологическую черезполосицу. Так текст Мф 6-7 из-за стремления сделать его «понятнее» не всегда точен по отношению к оригиналу. В Мф 6:19-21 речь идёт совсем не о богатстве, а о сокровище, т.е. самом ценном для человека, причём не обязательно материально. Здесь имеет место фигура речи. Гораздо лучше перевод Мк 1-5, хотя его также необходимо очистить от неоправданных конъектур. Перевод Ин 1:1-18, будучи попыткой «доступно» передать важнейший христологический гимн, просто ужасен. А ведь здесь как раз очень важно именно «сохранение формы библейского сообщения». Несколько лучше переведён знаменитый Павлов «Гимн любви» (1 Кор 13:1-13), но и он изобилует ошибками. Причем если ст. 3 передан неверно текстуально (следует воспроизводить оригинальный текст, а не позднейший вариант), то стт. 8, 11 и 12 содержат вербальные ошибки, причём в терминах, имеющих для керигмы Павла, важное значение. Христологический гимн в Флп 2:5-11 явно испытывает влияние перевода «Радостная весть», хотя последний не во всём здесь бесспорен. Но главное, было бы важно, опять-таки, иметь в данном случае качественный аккуратный перевод, который мог бы стать затем предметом богословской рефлексии в церковной проповеди или в комментарии (последний, кстати, в примечаниях вполне приемлем). Относительно переводов Послания к Галатам и Откр 1, 21 и 22 также следует признать, что в качестве смысловых они неудачны.
В общем, повторю свой вывод. Надо делать выбор в пользу церковного типа перевода, а не пытаться соединять несоединимое – верность оригиналу и стремление к «общедоступности», поскольку в последнем случае опыт оказался далеко не лучшим.
Игумен Иннокентий (С. Н. Павлов), кандидат богословия
7 ноября 2011 г.,
Москва
Примечания
1. Учение. Пятикнижие Моисеево. / Пер., введение и коммент. И. Ш. Шифмана. – М.: Республика, 1993. – 335 с.
2. Левинская И. А., Деяния Апостолов. Историко-филологический комментарий. Главы I-VIII. – М.: ББИ, 1999. – 307 с.; её же, Деяния Апостолов. Главы 9-28. Историко-филологический комментарий. СПб.: Нестор-История, 2008. – 664 с.
3. В правилах для переводчиков Библии, утверждённых Святейшим Синодом в 1858 г. в частности говорилось: «чтоб всегда неизменно составляли перевод, совершенно точно выражающий подлинник, впрочем, соответственно свойству языка русского и удобовразумительно для читающего; чтоб размещение слов соответствовало свойству языка русского и благоприятствовало ясности речи; чтоб слова и выражения при переводе употреблялись всегда общепонятные, но употребляющиеся в высшем обществе, а отнюдь не простонародные». (Цит. по: Чистович И. А., История перевода Библии на русский язык. Репринтное воспроизведение издания 1899 г. – М.: Российское библейское общество, 1997. – С. 314.
4. См.: Евсеев И. Е., Собор и Библия. Пг., 1917. Перепечатано в книге: Чистович И. А., История перевода Библии на русский язык. Репринтное воспроизведение издания 1899 г. – М.: Российское библейское общество, 1997. – Приложение. С. I-VIII.
5. См. проект документа Межсоборного присутствия РПЦ «Отношение Церкви к существующим разнообразным переводам библейских книг» (2011 г.): www.patriarchia.ru/db/text/1406492.html www.bogoslov.ru/text/1456920.html
Т.Н. Никитин
кандидат исторических наук
«Заокская Библии»: еще одно «препятствие разрушено», или О новом переводе Писания «в современном русском переводе»
«Библия принадлежит всем, атеистам и верующим равно. Это книга человечества», – записал однажды Достоевский в своем «Дневнике». Осознавая значимость Священного Писания в своей творческой и духовной жизни, видя, что оно так и не стало настольной книгой не только простолюдина, но и пастырей Божьих, русский гений на закате жизни в своем итоговом романе «Братья Карамазовы» обращается к священнослужителям, призывает их: «иереи Божии… пусть нет времени, пусть угнетены все время работой и требами, но не все же ведь время… Собери у себя раз в неделю… сначала лишь только хоть деток, – прослышат отцы, и отцы приходить начнут… Разверни-ка… им эту книгу и начни читать без премудрых слов и без чванства, без возношения над ними, а умиленно и кротко, сам радуясь тому, что читаешь им и что они тебя слушают и понимают тебя… изредка лишь остановись и растолкуй иное непонятное простолюдину слово, не беспокойся, поймут всё, всё поймет православное сердце!»
Действительно, Слово Божие, обладая живительной силой, играло огромнейшую роль в жизни великого русского народа. Но, к сожалению, не только простолюдин (он постигал Слово Божье главным образом опосредованно, в литургическом опыте), но и священнослужители не имели возможности читать Библию. Как писал историк П.В. Знаменский, «Славянская Библия была большой редкостью, почти недоступной для частных лиц и духовенства, слишком дорогой и для семинарской библиотеки даже после издания ее в 1751 г. Неудивительно, что изучения Свящ. Писания вовсе не было не только в семинариях, но даже и в академиях. Между духовенством о чтении Свящ. Писания и речи не было» .
Около двухсот лет тому назад, когда были предприняты первые попытки перевода Библии на русский язык (в 1819 вышло «Четвероевангелие», а в 1821 – Новый Завет), это событие вызвало невероятный интерес. Среди откликов тех времен впечатляют оценка архиеп. Минского Анатолия (Максимовича), которая по целому ряду моментов актуальна и сегодня: «Сколь ни сближен славянский язык с российским в церковных книгах наших, но многое для многих оставалось непонятным даже и в Евангелии по непривычке к славянским изречениям: и от того святая истина не могла действовать на сердца читателей в полной своей силе. Ныне и сие препятствие разрушено. Да кажется язык живой и приличнее Слову Жизни. Слыша сие слово на языке нашем, тем паче можем убедиться, что Бог говорит к нам. Да будет сей новый плод трудов Библейского общества знамением новой благодати и силы Божией во спасение Россов» .
В словах архиерея подчеркивается ключевой момент: «препятствие разрушено». Слово Божие начало жить на родном языке, но, к сожалению, начатое дело не было завершено: Ветхий Завет так и не был полностью переведен, поскольку вскоре наступили трагические времена, когда первый тираж первых восьми книг был сожжен на кирпичном заводе Александро-Невской лавры. Нашлись противники, которые опасались, что «Слово Жизни» отворотит их от Церкви. А министр народного просвещения Александр Шишков обосновывал неприятие перевода Писания на русский язык еще и такой логикой: «Переводы Священного Писания с высокого, славенского языка на простой, в общежитии употребляемый язык (называемый русским) под предлогом лучшего разумения церковных книг, придуманы для поколебания веры. Мнение сие, родившееся от незнания силы языка и недостатка здравого рассудка, заразило не только новейших светских писателей, но и духовенство» .
Вероятно, в этой связи «светский писатель» Достоевский, читавший Библию (не только Новый Завет) по преимуществу на французском языке, сетовал, что «никто не знает Евангелия», и, вероятно, не только потому, что его практически невозможно было сыскать, но и потому что сличение библейского текста с иностранным переводом помогало понимать сложные места Писания. Любопытно заметить, что, оказавшись в Петропавловской крепости и позже «приговоренный к смерти расстрелянием», Федор Михайлович просит брата Михаила прислать ему не только Славянскую, но и французскую Библию: «всего лучше, если б ты мне прислал Библию (оба Завета). Мне нужно. Но если возможно будет прислать, то пришли во французском переводе. А если к тому прибавишь и славянский, то все это будет верхом совершенства» . Как справедливо писала Л.Г. Пономарева, «Достоевский просит прислать славянский перевод как „прибавление“ к французскому, ибо иностранный перевод понятнее. От французского перевода к церковнославянскому – таков странный путь к пониманию славянской Библии был приуготовлен многим образованным думающим людям тогдашней России» .
Но вот проходит чуть более одного столетия после публикации Синодального перевода, и еще одно «препятствие разрушено», еще одна «странность», историческая несправедливость снята: появляется «Заокская Библия» (А.С. Десницкий), перевод Священного Писания на современный русский язык, осуществленный коллективом Института перевода Библии при Заокской духовной академии, и это, безусловно, важное событие в духовной жизни нашей страны.
Перечитывая текст новой Библии, внимательно изучая справочный аппарат издания (пояснения, сноски, сокращения), убеждаешься, что переводческий коллектив не просто проникся духом подлинника, но бережно и ответственно относился к древнему священному тексту. Как представляется, авторам перевода удалось одолеть существенный недостаток Синодального перевода: тяготение, так сказать, к буквализму; они не стали «рабами буквы» и в то же время не оказались во власти парафраза, при всем том, что изредка парафрастические выражения встречаются. Похоже, коллектив не только осознавал, но и очертил для себя важный принцип: удержаться в переводе от того, чтобы размывать границы исходного смысла оригинального текста.
Особенно радует язык перевода. В нем есть всё: живой слог, пластичность, безусловно, своеобразие, в частности, «архитектоника фраз с доминирующими инверсиями» (чаще всего, как кажется, уместными и удачными). Однако нет вычурных, надуманных слов для достижения эстетического или какого-нибудь другого эффекта. В Евангелиях ощущается простота и незатейливость, лапидарность, надлежащий тон, я бы сказал, высокая простота. Последнее, как известно, греческому тексту не присуще (за исклучением, пожалуй, Луки с его Евангелием и Деяниями), но переводчики уроднили себе стилистику Синодального перевода и сохранили тональность, что, как известно, чрезвычайно важно для нашей культуры. Разрыва с традицией действительно быть не должно, об этом точно и справедливо сказано в общем Предисловии. В ветхозаветных книгах, разумеется, прежде всего поэтичность (в особенности, в Экклезиасте, Песни песней, в Иове), живописная сила в отдельных главах Иеремии и Исайи, беспощадный реализм и художественная правда в главах Иезекииля, в частности, в 23-й главе, посвященной двум развратницам, Охоле и Охоливе, непомерный, ненасытный блуд коих сокрушает читателя. Разумеется, эти героини символизируют израильский народ, точнее Самарию и Иерусалим. Разящие слова пророка, изобличающие безобразия народа, столь резки и натуралистичны, что, вероятно, именно об этих страницах писал Пушкин как о «библейской похабности». Но такова Книга книг, она смела, открыта, никому не льстит и не лицемерит. Только такой натурализм, бесстыдный гротеск должен был отрезвить впавший в распутство Божий народ. Да, в этом переводе Священного Писания на современный русский язык мы встречаем архаизмы (и, вероятно, использования некоторых из них вполне можно было бы избежать), но переводчикам удалось-таки соблюсти меру, иначе такая стилистическая игра-почтение перед Синодальной Библией, могла обернуться надуманной стилизацией. Заокская Библия оказалась бы «кривым зеркалом» стилевой манеры канувшего в Лету стиля, языка «еще допушкинского времени, не скрашенного притом ни полетом вдохновения, ни художественностью» , как писал известный славист И. Е. Евсеев, председатель библейской Комиссии в 1917 году. С другой стороны, сохранение отдельных архаизмов действительно позволяет читателю ощутить неповторимый колорит далекой эпохи.
Приведем еще одно замечание (которое легко может быть устранено в последующих изданиях): серьезному читателю не всегда понятно, почему, например, в книгах Ветхого завета используется шекель (сикль) нескольких стандартов: шекель купеческий («четыреста шекелей серебра, по весу, принятому у купцов», Быт 23:16), шекель царский и шекель священный? Возможно, отдельные подстрочные примечания следовало бы расширить.
Безусловно, нужно отметить, что стремясь к предельной верности подлиннику, авторский коллектив в то же время (там, где это действительно необходимо) передает отдельные слова или фразы, обращаясь и к древним переводам или наиболее достоверным и оправданным реконструкциям, наработанным современной текстологией Библии. Приблизить книги Священного Писания ко всеобщему разумению – вот главная цель, которой руководствовались сотрудники Института. Они, несомненно, продолжат свою работу по улучшению сложившегося текста с неизменной заботой о наиболее полной и точной передаче живого смысла Великой книги, кладези всяческой премудрости.
Мне думается, что в наше смутное время, в эпоху унылую, постмодернистскую, не обремененную устремлениями к вечным ценностям, появление нового перевода Библии, – на мой взгляд, важное событие, я бы даже сказал, веха в истории переводов России. Она может оказаться востребованной и в учебных заведениях и даже в школах, где в последние годы преподается предмет «Основы духовно-нравственной культуры народов России». Учащиеся, несомненно, нуждаются в знакомстве с основными догматами Святой церкви. Отметим, что христианская мораль – это необходимый фактор формирования в обществе духовных ценностей общечеловеческого характера. «Заокская Библия» открывает свободный и легкий доступ к Библейским текстам для всех и каждого.
Евдокимов Александр Юрьевич
профессор кафедры теологии Московского государственного лингвистического университета
К обсуждению текста нового перевода Библии
Глубокоуважаемый М.М.Кулаков!
Приношу свои извинения за поздний ответ на Вашу просьбу принять участие в обсуждении и рецензировании текста нового перевода Библии; связано это с чрезвычайной загруженностью по основной работе в последнее время.
Не сомневаясь в Ваших искренних намерениях по совершенствованию перевода, должен констатировать, что не нахожусь в рядах Ваших единомышленников. Мысль о «свободе от конфессиональных пристрастий» для меня глубоко чужда, поскольку я от рождения являюсь и остаюсь православным, по крайней мере, стараюсь быть таковым.
Абсолютно согласен, что сделать «совершенный» перевод Библии «на все времена» невозможно. Но согласиться с А.Менем о плюрализме в этой области категорически не могу (как и со всеми прочими мыслями означенного лица).
Позволю себе привести несколько чисто научных соображений по этому поводу. Библия – это Слово, иначе говоря – информация, важнейший аспект нашего бытия, которая может только стираться, утрачиваться, но никак не «развиваться». Информация – мера упорядоченности систем, ее утрата способствует росту хаоса. Это, согласно Вашей терминологии – плюрализм, то есть признание относительности Истины, тогда как Истина есть Христос, она абсолютна. Однако последнее утверждение – православное, и похоже на «конфессиональное пристрастие», признаю это.
Любой рост хаоса – от лукавого, надеюсь, Вас в этом убеждать не нужно. Хаос устраняется исключительно информацией и энергией, разумно вводимыми в систему, а сделать это способен только Господь (не предвижу возражений).
Языки всех народов во всем мире деградируют и сокращаются числом – это общеизвестный научный факт. Аналогичным образом обстоит дело и с «обогащением проникновения в духовные сокровища великой Книги» - здесь, при неслыханном ранее обогащении информацией (все тот же плюрализм), происходит неслыханное же оскудение духа. Пример последнему – новые переводы Евангелия в протестантском мире. В этом свете попытки нового перевода выглядят, в лучшем случае – наивностью, а в худшем – гордыней (никоим образом не желаю Вас осуждать!).
Об этих важнейших вопросах можно говорить очень много, однако не буду задерживать Вашего внимания, полагая мою позицию достаточно ясной. В связи с изложенным, быть Вашим единомышленником, увы, не могу.
Прошу принять мои уверения в глубоком уважении к Вам и не осуждении Вас и Ваших товарищей.
Раб Божий Александр (кафедра теологии МГЛУ)
Священник Владимир Лапшин
настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы на Успенском вражке
15 сентября 2011, 12:20
Уважаемые коллеги!
К сожалению, я не могу откликнуться на Вашу просьбу принять участие в обсуждении и рецензировании текста нового перевода Библии, так как не являюсь специалистом в области перевода с древних языков. Мое восприятие текста ограничивается рамками: нравится, не нравится. Но и в этих рамках мне трудно быть объективным, так как, являясь много лет членом правления РБО, я вольно или невольно сравниваю предложенные Вами тексты с новым современным переводом Библии, сделанным РБО.
Общее впечатление о переводе:
Мне кажется, что при несомненном стремлении переводчиков сделать текст более понятным для современных читателей они, тем не менее, слишком часто буквально следуют строю речи подлинника. Это приводит к утяжелению текста, то есть как-то не по-русски получается.
Например:
В Книге Бытия - "Был тогда и вечер, было и утро - прошел один день". Может быть лучше оставить, как в Синодальном: "И был вечер, и был утро: день один".
В Евангелии по Марку - "Все дивились тому, как Он учил: как власть имеющий учил Он их, а не как книжники" (1,22). Вариант - "Все дивились тому, что Он учил их как власть имеющий, а не как книжники"
"Он же ответил им: Разве не читали вы никогда, что сделал Давид..." (2,25). Мне кажется лучше - "Он же ответил им: Разве вы никогда не читали, что...".
В Послании Галатам - "Знайте же, братья, что Благая Весть, которую возвещал я, - не плод она человеческого ума" (1,11). М.б. лучше - "Знайте же, братья, что Благая Весть, которую я возвещал, не плод человеческого ума".
Ну и так далее. Я, конечно, понимаю, что это все - дело вкуса, но других критериев у меня нет.
Ради Христа простите. С уважением, священник Владимир Лапшин.
Запрометова О.М.
к.б.н., магистр богословия, кандидат культурологии, преподаватель кафедры библеистики ББИ, старший преподаватель ЕБС
РЕЦЕНЗИЯ на Ветхий Завет в современном русском переводе под ред. М.П. Кулакова
Прежде всего, хочу заметить, что настоящий перевод заслуживает высокой оценки, однако, по Вашей просьбе, привожу и ответы на поставленные Вами в письме вопросы, касающиеся перевода:
В целом, у меня сложилось хорошее впечатление о переводе.
Весьма удачными, на мой взгляд, являются некоторые новые решения, предложенные в данном переводе, по сравнению с Синодальным переводом (далее СП), ставшим классическим для русскоговорящего читателя. Например: весьма хорошо, вместо – очень хорошо (Быт 1:31) или Наконец! (Быт 2:23).
Безусловно, неудачей можно считать использование курсивных вставок, добавляющих информацию, которая присутствует в контексте и очевидна внимательному читателю. Перевод имеет тенденцию к расширению текста оригинала (см., например: 40: 12, 16, 18; 41: 48).
На мой взгляд, варианты, приведенные в постраничных сносках, и предлагаемый основной текст нового перевода не всегда логичны. Так, например, Быт 1:1 следовало бы перевести: Когда Бог начал … или В начале, когда Бог начал творить … , как это сделано в современном критическом издании Jewish Study Bible. На этот же вариант перевода ссылается и М.Г. Селезнев (приводя мнение еврейской традиции – см. перевод Бытия РБО, 1999 г.). Это же замечание касается и Быт 2:1 (… в красе своей …) – логичнее было бы новый вариант поместить в сноску. Удивительно, что при тенденции к расширению текста, переводчики иногда предпочитают другую крайность – буквализм (Быт 40: 20 – … он «поднял» голову). Этот особенно заметно при выборе варианта перевода восклицания «Преклонить колена!» (Быт 41:43), относительно которого предлагаются самые разные варианты перевода (см. современный еврейский критический перевод, а также перевод РБО, известный российскому читателю). Подобные замечания можно высказать и по главе 22 книги Чисел (22:2, 4, 8, 9, 30 и 39!).
Стилистически текст однороден (однако, следует признаться, что я не являюсь специалистом в этой области, а специализируюсь в области библеистики и богословия).
Согласно замечаниям (см. п.3), там, где нет необходимости, рекомендую удалить из текста курсивные вставки, поскольку, по моему мнению, это свидетельствует о большем внимании к тексту оригинала (тем более, что в своем письме Вы отмечаете, что эта информация в нем присутствует имплицитно!). Также рекомендую снять и многочисленные кавычки, которые порой раздражают. Убеждена, что прямую речь можно выделить и другим способом, например, как в СП и новом переводе РБО.
Несмотря на высказанные замечания, хочу выразить свою глубочайшую признательность и благодарность институту перевода Библии в Заокском за такой серьезный труд, увенчавшийся изданием нового перевода Священного Писания. Искренне надеюсь, что через какое-то время будет опубликован новый перевод всего Ветхого Завета.
Как преподаватель библеистики выражаю благодарность за перевод книги Псалмов. Я пользуюсь вашим переводом при преподавании учебного курса «Псалмы» и рекомендую его студентам, т.к. этот перевод имеется в библиотеке Евроазиатской Богословской Семинарии (ЕБС)! Кроме того, приятно слышать высокую оценку ваших переводов и уважение, которым они пользуются у богословских редакторов и переводчиков Института Перевода Библии (IBT-Russia), в котором я имею честь быть секретарем российского правления.
Спасибо за ваш труд во славу Божию!
С уважением, пожеланием творческих успехов и с молитвой,
к.б.н., магистр богословия, кандидат культурологии, преподаватель кафедры библеистики ББИ, старший преподаватель ЕБС О.М. Запрометова
Федотова Елена Яковлевна
библеист
Дорогие друзья и коллеги!
Благодарю за приглашение принять участие в обсуждении вашей работы, т.е. за доверие. Я в состоянии сказать лишь несколько слов по поводу Пятикнижия; по Н.З. не чувствую себя компетентной давать какие-либо рекомендации.
Итак, я уже высказывалась в том ключе, что ваш перевод Пятикнижия очень красочен и эмоционален; читать его интересно, и верность оригиналу чаще всего сохраняется. Несомненно, этот перевод – событие в библеистике. Я уже цитировала его в своих работах.
Но, как водится, недостатки – оборотная сторона достоинств. Местами излишняя эмфаза, мне кажется, нарушает простой, лаконичный повествовательный стиль оригинала. Напр., Быт 1:5, 8 и др. : «Был тогда и вечер, было и утро – прошел один день». Между тем, в оригигале стоит обычный повествовательный вайиктоль, нанизывается цепочка событий; никаких намеков на повышенную эмоциональность я здесь не нахожу. Естественнее, на мой взгляд, перевести как-то вроде: «Таким образом прошел вечер и прошло утро – один день».
То же примерно и с Быт 1:10, 12 и др.: «…и это тоже хорошо». Такого подчеркивания в тексте нет. По-видимому, излишнего украшательства в переводе лучше все-таки избегать.
(Маленькое и необязательное замечание: в Быт 1:4 по согласованию времен я бы перевела: «И увидел Бог, что свет хорош»).
Мне очень нравится введение связок курсивом: таким образом и связность не нарушена, и сразу видны точки интерпретации в переводе. Однако при этом в определенных случаях лучше давать варианты интерпретации в примечаниях. Напр., Быт 1:1 «В начале семи последующих дней …» – это не просто вариант интерпретации, но сильно идеологизированный вариант; к нему необходимо приложить другие подходы. И это, в общем, сделано в напечатанном тексте, в книге, но отсутствует в присланной мне распечатке. Можно сказать, что предложенное исправление хуже, чем начальный вариант.
Есть место, где тенденция повышать накал эмоций привела к нарушению смысла: Лев 10:16 – 20. Суть в том, что мясо жертвы за грех (хаттат) священники едят только в том случае, если кровь жертвы не внесена в святилище [см. Лев 6:17 – 23 / (24 – 30)]. Поэтому в тексте Лев 10 Моисей упрекает священников в том, что они не ели мясо жертвы, хотя кровь ее не была внесена в святилище; в этой ситуации священники имеют долю от жертвы, и не есть ее было нарушением канона. У вас же получается, что Моисей упрекает священников в небрежении более широком, но внутренне несовместимом: «Вы и кровь не внесли внутрь, и мясо не ели». Здесь синодальный перевод просто более верен оригиналу.
Подобным образом, в Быт 49:20 точнее сказать, что Асир будет поставлять лакомства к царскому столу (это как бы предсказание, а не фиксация факта).
Теперь, Числ 22:4. Мне в переводе видится нечто вроде плеоназма или смешения разных образов (идиом): либо «все исчезло, как корова языком слизала», либо «он пожрет все, как корова траву на поле». В последнем случае лучше учесть, что в оригинале стоит «шор», т.е. «бык» или «вол», но не «корова».
Вот, собственно, все мои замечания. Может быть, где-то я еще не досмотрела, но стиль моих рекомендаций, в общем, как я надеюсь, ясен: осторожнее с эмоциональностью, внимательнее к подтексту и вариантам.
А в целом, повторяю, впечатление очень благоприятное.
С уважением и пожеланиями успеха в столь важном деле,
Федотова Елена Яковлевна
Десницкий Андрей Сергеевич
доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института Востоковедения РАН, консультант Института перевода Библии] (Москва),сайт Богослов.ру
Отзыв на издание: «Библия в современном русском переводе». Под ред. М.П. Кулакова и М.М. Кулакова. Москва: ББИ, 2015.
Выход нового перевода Библии на любой язык – событие в жизни целого народа. К сожалению, это событие в нашей жизни часто остается незамеченным: и церковная, и академическая публика слишком занята другими проблемами, а «широкий читатель» обычно держит Библию в любом переводе на полке, но редко открывает. Он, как правило, помнит, что есть некий «правильный» или даже «каноничный» перевод, то есть Синодальный (который, конечно, никогда никем не был канонизован), и сам факт существования такого текста для него самодостаточен. Хорош он или плох, судить бессмысленно, он – часть пейзажа.
По моим подсчетам, это, как минимум, седьмой полный перевод Библии на русский. Все перечислять не буду, лишь те, с которыми его имеет смысл сравнивать. Это, прежде всего, переводы качественные и вместе с тем обращенные к разным аудиториям. О первом из них, Синодальном, говорить большого смысла нет, он всем достаточно известен.
Первый из них появился в свет в 2007 г. без каких-либо объявлений и называется просто «Библия», теперь его практически невозможно найти в книжных магазинах. Он издан Международным библейским обществом (МБО), как и перевод Нового Завета под названием «Слово Жизни», выпущенный в самом начале 90-х.
Гораздо известнее другой перевод, Российского библейского общества (РБО), состоящий из двух неодинаковых частей: в 2001 г. был издан перевод Нового Завета под заглавием «Радостная весть», единственным переводчиком была В.Н. Кузнецова. Ветхий Завет был подготовлен целой командой под руководством М.Г. Селезнева и по несколько иным принципам (он, скажем так, переведен консервативнее).
И вот теперь вышел еще один перевод на современный русский язык, выполненный на должном уровне. Писать отзыв об этом переводе мне может быть несколько сложно как одному из участников проекта (я переводил многие пророческие и исторические книги Ветхого Завета). И тем не менее, я могу говорить о том, что есть в этом издании помимо моей собственной работы.
Что сразу огорчает – это отсутствие оригинального названия, впрочем, как раз в его отсутствии нет ничего особенно оригинального, это уже какая-то традиция. Пеервод МБО называется просто «Библией», подзаголовок гласит: «новый перевод на современный русский язык». Издание РБО – тоже «Библия. Современный русский перевод». А было еще одно издание, с самого начала, с ранних 90-х годов присвоившее себе название «современного перевода», но о нем я не упоминаю в связи с его низким качеством. И вот теперь перед нами еще одна русская Библия «в современном переводе», как указано на обложке. Да, библейские переводчики отчего-то скупятся на оригинальные названия.
Я бы называл эту Библию Заокской, поскольку основная работа над ней велась в поселке Заокский Тульской области, где расположен Институт перевода Библии при адвентистской академии (просьба не путать его с Институтом перевода Библии в Москве, который занимается переводами на неславянские языки России и стран СНГ). К сожалению, именно такие объяснения приходится делать с самого начала во избежание путаницы.
Что отрадно, с самого начала предисловие подробно описывает историю появления этого перевода и делает это в контексте общей истории переводов Библии на русский. Для сравнения: МБО ограничилось общими замечаниями о методологии своего переводе и ни словом не обмолвилось о том, кто и зачем его делал, как будто работа велась в космосе инопланетянами. А РБО, вкратце рассказав о своих переводчиках, «не заметило» ничего, что было выпущено в свет между Синодальным переводом и этим новым изданием. Да и принципы свои оно не в явном виде читателю не представило: вот был Синодальный перевод, теперь будет новый, и говорить больше, по сути, не о чем.
Предисловие Заокской Библии с самого начала вписывает этот проект в истории русских переводов Библии и подробно рассказывает о замыслах и стратегиях его создателей. Это очень важно и позволяет оценивать перевод, исходя из его собственных установок, а не чьих-то абстрактных представлений о прекрасном.
История этого перевода неразрывно связана с историей его зачинателя, М.П. Кулакова. Его прекрасная биография уже написана (Ольга Суворова, «Мы только стоим на берегу») и можно не пересказывать событий из его жизни, но важно понять, почему и как возникла сама эта идея. Михаил Петрович был из того поколения советских верующих, которые пережили очень серьезные гонения, вплоть до настоящего заключения.
В стране, где не было никакой возможности жить полноценной христианской жизнью за пределами наглухо запертой комнаты с задернутыми занавесками, библейский текст становился своего рода новым домом, в котором только и можно было вздохнуть свободно. Это был во всех случаях, конечно, Синодальный перевод, других просто не было и неоткуда было им взяться… но именно что пристальное внимание к тексту перевода показывало, сколько в нем неясностей, стилистически неуклюжих мест и архаизмов. И главное, чем занялся Михаил Петрович, когда настало время религиозной свободы – создание нового перевода, который был бы по возможности лишен этих недостатков. Это дело он продолжал до самого конца.
После смерти Михаила Петровича главное дело его жизни (даже неловко называть его современным словом «проект») продолжил его сын, Михаил Михайлович, и в этой преемственности видишь сходство со строительством средневековых соборов, когда поколение за поколением возводило стены, и каждый знал, что только его внуки или правнуки увидят собор достроенным.
«Буквально, насколько возможно, и свободно, насколько необходимо» – так определил основатель свой основной принцип, так приняла его вся команда. Но это далеко не первый в мире проект, который взял его на вооружение, притом переводы оказываются достаточно разными, потому что представления о возможности и необходимости у разных людей тоже далеко не одинаковы.
Впрочем, я бы сказал, что главная идея этого перевода вовсе не в степени буквальности. Она скорее относится к области стилистики: перевод уходит от канцелярских или тяжеловесных оборотов речи Синодальной традиции, но при этом старательно избегает просторечия и вульгарности и сохраняет из традиционной терминологии и фразеологии всё, что только можно сохранить без ущерба для понимания. Он подчеркнуто старомоден, но эта старомодность чужда невнятности.
«Блажен тот,
кто совету людей нечестивых не следует,
на путь грешников кто не встает
и в кругу кощунников не сидит,
а в законе Господа радость себе находит,
и закон этот в мыслях его
день и ночь!»
Так начинается в этом переводе Псалтирь (1:1-2), и тут невольно слышишь мягкую манеру речи и самих Кулаковых, и главного стилистического редактора Валерия Валентиновича Сергеева.
А вот отрывок из 1-й главы Послания в Эфес (в Синодальном переводе – Ефесянам), сложнейшего текста с запутанной синтаксической структурой и развитой богословской терминологией:
«Прославлен да будет Бог, Отец Господа нашего, Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением Небес. Еще до основания мира Он избрал нас во Христе, чтобы быть нам святыми и безупречными перед Ним. И в любви Своей он предопределил усыновить нас через Иисуса Христа по благому расположению воли Своей, дабы во всем своем величии была явлена слава Его благодати, какой одарил Он нас в возлюбленном Сыне Своем, в котором мы искупленье обрели через Кровь Его, отпущение наших грехов, по богатству благодати Божией, столь щедро дарованной нам со всякой мудростью и полнотой разумения» (стихи 3-8).
Мы видим, что традиционная терминология сохранена, но не автоматически скопирована. Так, в Синодальном читаем не «прославлен», а «благословен» – слова с этим корнем повторяются в 3-м стихе три раза, что не очень хорошо звучит по-русски. А кроме того, здесь эти слова явно имеют несколько различное значение: люди благословляют Бога в том смысле, что они прославляют Его, а вот Его благословение людям – это дары. Перевод отражает эту смысловую разницу.
Синтаксис упрощен, но без примитивизации: огромное придаточное предложение разбито в русском переводе на несколько более кратких, хотя я бы пошел еще дальше: слова «отпущение наших грехов, по богатству благодати Божией» все же несколько повисают в воздухе. Их смысл ясен, но не очень понятно, как встроить их в синтаксическую структуру фразы. Но, с другой стороны, это достаточно консервативный перевод, как можно понять и по архаизмам: «дабы», «столь» и т.д. Сами по себе архаичность и торжественность стиля вовсе не недостаток перевода, они становятся им, когда начинают мешать адекватному пониманию текста, и от таких погрешностей данный перевод в целом свободен. Архаичность здесь крайне деликатна, она сторонится слов и оборотов речи, которых мы не встретим, к примеру, в произведениях Пушкина, входящих в школьную программу. Это действительно русский литературный язык во всем его богатстве и многообразии.
Пожалуй, самая очевидная особенность этого перевода, которая хорошо заметна на этом примере (она, кстати, объединяет его с переводом МБО) – использование курсива для тех слов и выражений, которых нет в оригинале. Кстати, в Заокской Библии курсивов заметно больше, особенно в поэтических книгах: в псалмах они встречаются примерно в каждом втором стихе.
Эта традиция идет еще от Синодального перевода, но, с моей точки зрения это довольно спорное решение: если та или иная информация явно подразумевается в тексте, то любой перевод, кроме строго буквального (а даже Синодальный таким не всегда назовешь), просто обязан раскрыть эту информацию и дать ее эксплицитно в тех случаях, когда потенциальный читатель, скорее всего, не поймет ее и или поймет неправильно. А если эта информация не содержится в тексте и добавлена переводчиком, ее следует считать комментарием и давать в примечании.
Примечаний, кстати, достаточно много и в целом они очень удачные. В них разъясняется значение собственных имен или те ассоциации, которые они вызывали у изначального читателя, дают фоновую информацию или растолковывают возможное значение сложных выражений оригинала. Правда, и здесь не обойдусь без замечания: если давать толкования, то, вероятно, надо дать представление о всех самых главных вариантах. А вот в Бытии 6:2, где речь идет о непонятных «сынах Божьих». С точки зрения переводчиков, это сыновья Шета (или Сифа в Синодальном варианте). Но стоило бы упомянуть, что есть не менее древняя традиция, которая видит в них некоторых сверхъестественных существ. Можно не соглашаться с этой версией, но если уж давать толкования, то не одно из двух возможных, а оба, пусть даже и с явным указанием собственных предпочтений.
Все это подводит нас к сложнейшему вопросу об объективности переводчика. Да, мы привыкли слышать, что в идеале переводчик должен быть незаметен, как оконное стекло… но на практике мы знаем, что действительно хорошие переводы всегда авторские. Когда читаешь Шекспира или Гёте в переводах Пастернака, голос самого Бориса Леонидовича слышен не в меньшей мере, чем авторский голос. Конечно, когда переводчик стоит в том же ряду гениев, что и автор, мы готовы с этим согласиться, но даже когда это не так, от индивидуальности стиля и экзегетических решений нам никуда не деться.
И здесь, наверное, мне стоит на время выйти из роли внешнего рецензента и рассказать о собственном опыте работы в этом проекте в качестве переводчика. Этот перевод делался большой и сложно организованной командой, как и большинство современных переводов. Но командная работа может быть организована по-разному. Достаточно часто конфликты между членами такой команды серьезно осложняют работу, а то и ставят под удар ее конечный итог.
В данном случае было, пожалуй, сделано все, чтобы конфликтов избежать, чтобы сохранялась атмосфера дружелюбия и уважения. Переводчик получал практически полную свободу на стадии подготовки первого черновика, хотя в его распоряжении были некоторые установочные документы и образцы творчества коллег. А далее первый черновик поступал в распоряжение команды редакторов, которые далее уже работали с текстом самостоятельно, причем редактура носила иногда достаточно радикальный характер.
В результате я вижу в конечном издании много такой редакторской правки, которая мне не кажется удачной. Но зато я вижу цельное издание, где одни и те же принципы выдерживаются в Ветхом и Новом Заветах (о Библии РБО, к примеру, этого не скажешь), где терминология и оформление последовательны, а разные книги вполне гармонично сочетаются друг с другом с точки зрения стилистики. Если бы редакторы обсуждали все свои замечания и предложения с каждым из переводчиков, такого эффекта просто не удалось бы достичь, а издание было бы отложено еще на несколько лет.
С другой стороны, авторские версии, те самые первые черновики, тоже сохраняются и могут использоваться самостоятельно – на своем сайте по согласованию с руководством проекта я уже выложил некоторые из них. В результате переводов становится только больше, и это идет скорее на пользу нашему делу в целом.
И как человек, знающий изнутри эту кухню, я не могу не признать, что редакторская команда в этом проекте оказалась невероятно трудоспособной и аккуратной, но вместе с тем дружелюбной и неконфликтной, что, на самом деле, редкость в нашем мире, и бесценная редкость.
Впрочем, здесь уже речь зашла о кухне, а читателей таких отзывов куда больше интересует конечный продукт. Давайте посмотрим еще на одну цитату из Евангелия от Матфея (5:3-10), это начало Нагорной проповеди, знаменитые блаженства:
«Блаженны нищетой духа своего томимые, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны скорбящие: утешены будут они.
Блаженны и кроткие: вся земля им в наследство.
Блаженны алучщие, жаждущие праведности: они обретут ее.
Блаженны милосердные: они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо узрят Бога они.
Блаженны миротворцы: Божьими их назовут детьми.
Блаженны те, кого за праведность преследуют: их царство – Царство Небесное».
Здесь многое радует и кое-что удивляет. Еще раз мы видим торжественность и умеренную архаичность и вместе с тем – желание сделать текст понятным. Особенно удачен, на мой взгляд, оборот «вся земля им в наследство». Сравнив с Синодальным («они наследуют землю») видишь, как легко можно передать смысл оригинала, всего лишь несколько переструктурировав его синтаксис. А сравнение с переводом РБО («Бог им отдаст во владение землю») показывает, что для этого совершенно не обязательно много добавлять в текст. Заодно в скобках заметим, что Библия МБО здесь вообще не увидела проблемы и просто повторила Синодальный вариант, хотя по-русски «наследовать землю» означает получить во владение некоторый участок после смерти близкого родственника, и не более того. Эта фраза из Заокской Библии – настоящая переводческая находка, и далеко не единственная в этой книге!
И все же мы еще раз убеждаемся, насколько условно в данном случае употребление курсивов: добавка слова «томимые» в первой строке им не отмечена, хотя это явное отступление от дословности, а вот повтор слова «царство» в последней строке отмечен.
Здесь мы замечаем еще одно принципиальное решение редакторской команды: сознательное отступление от буквальных повторов. Одно и то же выражение оригинала передано двумя достаточно разными способами: «ибо их есть Царство Небесное / их царство – Царство Небесное». Кто-то назовет это досадной непоследовательностью… но эти выражения стоят слишком близко друг ко другу, чтобы такая непоследовательность могла возникнуть по небрежности. Видимо, это сознательный выбор: сначала используется выражение, знакомое почти всем наизусть, а потом предлагается его осмысление.
В самом деле, о каком царстве можно говорить применительно к нищим (пусть даже в духовном плане) и гонимым? Никакие они не цари. Может быть, Иисус просто уговаривает обездоленных потерпеть, ведь именно так объясняли нам смысл христианства атеистические пропагандисты советских времен: дескать, здесь потерпите, а уж на небесах получите свою награду?
Перевод «их царство – Царство Небесное» передает для многих удивительную и очень верную идею: Иисус проповедует не некое «блаженство после смерти», а Царство, которое приходит уже здесь и сейчас, пусть и неприметным для большинства образом. Человек начинает жить в Царстве уже здесь и сейчас, и оно не противопоставляется земным царствам и империям, оно просто существует параллельно с ними. Да, у них есть свое Царство, есть уже здесь и сейчас, просто его не найдешь на политической карте мира! И второй вариант перевода заставляет об этом задуматься – а первый строит своеобразный мостик к синодальной традиции. Да и не в том ли дело, что в первой строчке уже введено нечто радикально новое: «нищетой духа своего томимые» – и читателя не надо шокировать сразу двумя новыми оборотами речи, надо дать ему привыкнуть к ним постепенно? Это очень интересная и, кажется мне, в целом вполне удачная переводческая стратегия.
В других случаях отказ от повторов и небольшие вариации выглядят немного странно: это добавления союза в «блаженны и кроткие» или инверсия в «узрят Бога они» (кстати, можно безоценочно отметить, что частые инверсии – своего рода стилистическая визитная карточка Заокской Библии). Но, конце концов, ничего дурного в такой вариативности нет, и учитывая, что речь идет не о первом и даже не о втором переводе Библии на русский, осторожное новаторство можно вполне приветствовать.
Примеры можно было бы разбирать и дальше, но я думаю, что основная мысль уже понятна. Этот перевод сочетает бережную традиционность с осторожным новаторством. Он стремится разубедить тех, для кого Библия – это скучно, архаично, непонятно и несовременно, но вместе с тем сторонится всякого радикализма. Его выход, несомненно, станет большим событием для всех, кому дорог библейский текст текст, и для многих из тех, кто еще не встретился с ним, кто может нуждаться в подобном переводе.
Остается только поблагодарить всех, кто причастен к созданию перевода и поздравить их с завершение работы. Впрочем, почему с завершением? Всякий хороший перевод нуждается во втором издании, и этот, думаю, не будет исключением.
Трудности перевода.
Полностью статья доступна на сайте Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии: http://www.spbda.ru/lib/a-317.html.
Другой переводческий проект осуществляется сейчас российскими адвентистами в городе Заокском под руководством М. П. Кулакова. В 2000 году вышло первое издание «Нового Завета в современном русском переводе», а в 2002 — второе, с добавлением Псалтири; совсем недавно появилось Пятикнижие, а со временем будут опубликованы все книги протестантского канона. Перевод сочетает ясность с традиционностью. Пожалуй, это единственный из современных переводов, который отмечает курсивом слова, «добавленные для связности текста», включая даже местоимения. Порой такие добавления носят характер комментария, в отдельных случаях перевод следует специфическому адвентистскому вероучению. Но в целом этот перевод заслуживает куда большей известности, чем та, которой он пользуется теперь.
Арье Ольман
аспирант университета Бар-Илан, Израиль
Отзыв на «Псалтырь в современном русском переводе»
Большое Вам спасибо за перевод! Я был приятно удивлен таким хорошим переводом Псалмов, так как устал читать плохие переложения. Точно – и в то же время это стихи! Вам удалось передать то впечатление, которое на нас производит техника библейского стиха.
Арье Ольман, аспирант университета Бар-Илан, Израиль, кафедра иврита и семитских языков, преподаватель Центра иудаики и еврейской цивилизации Института стран Азии и Африки МГУ, участник переводческого проекта «Иерусалимская Библия».
Стрелов Владимир
Педагог, методист Братства Православных Следопытов, преподаватель кафедры теологии РГСУ и кафедры психологии РПИ св. Иоанна Богослова, директор московского отделения Общества друзей Священного Писания, один из ведущих программы «Время доверия» на Русской службе новостей (107.0 FM). Награжден патриаршим знаком св. цесаревича Алексия «За успехи в духовно-нравственном воспитании молодежи».
Рецензия Владимира Стрелова на форуме сайта «Сретенье» Отдела молодежи Московской Патриархии РПЦ* (в сокращении)
Все мы знаем и читаем (надеюсь) Синодальный перевод Св. Писания. Однако, каким бы хорошим он ни был, постепенно появляются и его достойные альтернативы…
Новый Завет в современном русском переводе под ред. М.П. Кулакова. Издание выпущено институтом перевода Библии в Заокском…
Про самого Кулакова мне рассказывали такое [рассказ со слов Ильи Яковлевича Грица, именно так он прозвучал на конференции по библеистике]. Он сидел за веру при Советской власти… И вот у него был обнаружен Новый Завет, тогда еще такой клееный, который из-за границы переправляли нам. Следователь начал ругаться, бросил книгу на пол - и она рассыпалась, один из листочков подлетел к Кулакову и он незаметно на него наступил, а потом, когда следователь отвернулся, спрятал. Оказалось, что ему подлетел листик с 17 главой Евангелия от Иоанна. И вот потом, в течение многих лет это было единственное Слово, которое мог читать этот человек. И когда он об этом рассказывал моему другу, то сказал, что и до сих пор не понял половины из того, что там заключено.
А вообще, я думаю, это грандиозный упрек нам, православным. Созданы такие мощные учебные заведения, а до сих пор не научились эффективно работать с самым важным, и протестанты гораздо эффективнее нас работают в этом направлении.
Теперь о самом тексте.
У меня дома лежит несколько вариантов новых переводов:
1. «Слово Жизни» Международного Библейского общества (скорее пересказ, чем перевод, подходит только для первичного ознакомления с Новым Заветом),
2. «Жемчужина Карпат» (вряд ли вы его встретите, это был пилотный проект Gute Botschaft Verlag, чуть исправленный Синодальный – но исправленный в сторону буквализма),
3. Перевод еп. Кассиана Безобразова (следует традиции синодального перевода, но исправлен по критическому тексту, так что на сегодняшний день самый точный перевод на русский язык – кстати, тоже протестанты принимали активное участие) – его очень полезно читать, многие вещи видятся в ином свете, но рекламировать его специально не буду – думаю, у большинства этот текст уже есть и активно используется,
4. Перевод В. Кузнецовой «Радостная весть» (хоть и легче Синодального, но рекомендовать не могу – выполнен, скорее всего, с оглядкой просто на англоязычные переводы типа NIV – точность меньше, чем в Кассиановском, но при этом еще стиль снижен и иногда даны такие варианты перевода, которые вызывают разве что недоумение).
Перевод Кулакова
а) удивительно легко читается – я просто радовался, читая Пастырские послания, настолько все ясно,
б) достаточно точен – выполнен по критическому 4-му изданию – т.е. как раз учитывает богослужебные списки (лекционарии) и чтения, встречающиеся у отцов.
в) при этом выполнен с благоговением – чувствуется, что люди, его переводившие, не просто хорошо понимают язык оригинала, но еще и сами любят и живут Словом Божиим.
Выходил он в 2-х вариантах:
1) просто Новый Завет – мелкий шрифт, нумерация мешает чтению, зато даны подробные разночтения, стоит на Подворье Троице-Сергиевой Лавры 60 р.
2) Новый Завет с Псалтырью (улучшенное второе издание) – приятно читать: достаточно крупный шрифт, текст грамотно разбит на параграфы, в самом тексте не встречается лишних ссылок, большинство разночтений исчезли (издатели посчитали, что за разночтениями пусть исследователи обращаются к оригиналу, здесь оставили только самое необходимое), действительно удобный текст получился…>
Я настоятельно рекомендую всем обращаться к переводу Кулакова (а Послания, возможно, и вообще читать по этому тексту.
16.2.2006, 21:40
Милюгина Е. Г.
доктор филологических наук, доцент Тверского государственного университета
Книга Двенадцати пророков отличается стремлением переводчиков помочь современному читателю понять высокий смысл текста Священного Писания. В устах пророков вещий смысл Слова обретал звуковую форму, чтобы быть услышанным и понятым, в их речи властная энергия Слова становились живой, непосредственно переживаемой охранительной и направляющей силой. При всей избранности посредников, путь Слова от Источника к слушателю был в древние времена короче, чем путь от Книги к читателю сегодня, осложненный языковыми и социокультурными различиями. В наше время таким посредником выступает перевод, сочетающий смысловую точность и поэтическую чистоту, свободу от излишней архаики и тонкое чувство стиля. Всё это есть в данном переводе. И именно ему под силу установить духовную и эмоциональную близость читателя с Книгой в Слове и чрез Слово.